Народ Моржа

«Вот такие детские кульки я видел у кытпейэ — это их рук дело. В жертву принесли или просто избавились? Сволочи… — Смотреть на море расхотелось, и Семен стал разглядывать чаек, галдящих над моржовой тушей. Сквозь их крики ему мерещился детский плач. — Чего они разорались? Сели бы да и клевали себе потихоньку. Как будто им кто-то мешает…»

Хлоп! — одна из птиц свалилась на землю. Хлоп! — еще одна закувыркалась в воздухе и упала на пляж.

«Из мелкашки кто-то стреляет. Снайпер, однако… — меланхолично подумал Семен и остановился, словно налетел на преграду. — Какая, к черту, мелкашка?!»

Из-за моржовой туши показался маленький кривоногий человечек и, тяжело переваливаясь, побрел к подбитой птице. «Становится все смешнее, — мрачно усмехнулся Семен. — Это кто еще такой?!»

Человечек держал за крыло убитую чайку и смотрел на приближающегося Семена. Тот же думал о том, что таких кривых ног — колесообразных — не бывает ни у каких всадников. Это явно болезнь.

Когда между ними осталось метра три, человечек упал на колени и низко наклонил голову — жидкие седые волосенки сзади были заплетены в неряшливую косичку. Семен успел рассмотреть, что лицо у незнакомца монголоидного типа, морщинистое, с коричневато-серой блеклой кожей, волосы на верхней губе и на подбородке можно пересчитать поштучно, глаз между складок век почти не видно. Меховая рубаха в полтора раза шире, чем нужно, и к тому же протерта кое-где до дыр. Штаны не лучше, обуви нет вовсе. Руки, точнее кисти рук, выглядят ужасно — с вздутыми венами и шишкообразно увеличенными суставами пальцев.

«Старик, причем глубокий, — вздохнул Семен, опускаясь на корточки. — Знакомая песня: когда племени тяжко, избавляются от стариков и младенцев. И зачем я сюда пришел?!»

— На меня смотри! — приказал он. — Мне в глаза — говорить будем.

Старик поднял голову, и Семен, вглядываясь в щелки выцветших глаз, начал налаживать ментальный контакт.

— Твое имя, кличка, обозначение?

— Нгычэн.

— Ты кытпейэ?

— Я нгычэн.

— Очень приятно, — грустно усмехнулся Семен. — А я — Семхон Длинная Лапа, лоурин из рода Волка.

В глазах собеседника что-то мелькнуло — не то испуг, не то интерес.

— Волк?!

— Типа того. Мы все волки, но я еще и Семхон.

— А я — нгычэн. Ворон.

Контакт наладился — старик был почти спокоен, ничего, кажется, не боялся и испытывал слабый интерес к собеседнику. Разобраться с его личностью, однако, оказалось непросто. Нгычэн — это его кличка среди кытпейэ, которая обозначает былую принадлежность к иной общности — людей-воронов, то есть нгычэнов. Этой общности (племени? клана?) давно уже не существует — старик, вероятно, последний. Семен сразу же предположил, что «вороны» жили тут до прихода кытпейэ и были уничтожены или ассимилированы — примерно так и оказалось. Старик много лет прожил среди кытпейэ, но сохранил клеймо чужака. Сейчас он оказался уж слишком старым, и его оставили умирать.

— Какой же ты старый? — удивился Семен. — Вон, птицу подбил — я бы так не смог.

— Подбил… Когда близко — могу… Ты привел к людям мертвого воина — мужчину без рук. И заставил его взять. Два калеки — слишком много. Мне пришлось остаться.

— Та-ак! — почесал затылок Семен. — В каменном веке, как и в любом другом, ни одно благое дело не остается безнаказанным, это я знаю. Расскажи мне про своих «воронов»… И заодно как ты умудрился дожить до таких лет среди чужаков.

Пожалуй, Семен погорячился — слишком многого захотел от первого контакта. Но ему нужно было отвлечься — поскорее забыть плавающий в воде кожаный сверток и чтоб перестал мерещиться близкий детский плач. Он мало что понял из рассказа, да и правильно ли?

Какая-то общность людей-птиц действительно существовала. Она как-то была связана с водой — жили они не то в дельте реки, не то на озерах. Вполне возможно, что птицы если и не являлись их основной добычей, то играли важную роль в питании. Соответственно выработались специфические способы охоты — петли, силки, сети, «крутилки» и «шибалки». Тех мест уже нет (они изменились), как нет и нгычэнов. Кытпейэ переняли у них многое, но почти все быстро утратили. Теперь вот умирает искусство (магия) «шибалки». Этого старика и держали так долго в племени, потому что он был как бы последним настоящим носителем умирающего искусства исчезнувшего народа.

— …Только от демонов оно не помогло. Теперь, наверное, никому не нужно. Многие мальчишки умели, но они погибли. Новые вырастут не скоро…

— Сами виноваты… — буркнул Семен. Что такое «крутилка», он из объяснений понял — по-видимому, бола, а вот «шибалка»… — Покажи!

На ладони старика лежал кусок кожи, свисали ремешки. Семен взял, стал рассматривать. «Ничего нового — обычная ременная праща. Такие я видел у убитых кытпейэ: два узких ремня, привязанных к овальной кожаной закладке. На конце одного петелька, которая надевается на средний палец, на конце другого — узелок. Он отпускается в момент броска. Все предельно просто. Кроме одного: дед с полутора десятков метров сбивал из этой штуки чаек! Влет! А у меня и в нужную сторону камень не всегда летел…»