Народ Моржа

Эту рукопись Семен изучал несколько дней: всматривался в расплывчатые пятна чернил, в косом свете пытался различить вмятинки от кончика пера. Результаты оказались ничтожными. Не вызывало сомнений только одно: письмо адресовано ему, Семену. Первые три слова представляли собой обычное обращение и приветствие. В остальном тексте удалось разобрать слова: «старейшины», «мамонт», «лоурины», «темаги», «до свидания».

— И что это значит? — спросил Килонг.

— Вопрос поставлен правильно, — грустно усмехнулся Семен. — Не что написано, а что ЭТО значит. Это значит, что мне пора возвращаться.

— А мы?

— Надо подумать…

Собственно говоря, где-то там — в глубине души — Семен никогда и не сомневался, что здесь он временно. «Другое дело, я никак не ожидал, что данная экологическая ниша окажется столь удобной для неандертальцев, что они так естественно и быстро начнут приспосабливаться. Наверное, что-то и вправду совпало с их коллективным бессознательным. Они сильно изменились за этот год. Как? Наверное, у них исчезло тотальное, всеобщее чувство обреченности, безнадежности пребывания в этом мире. Это неосознанное общее чувство давило на меня с самого начала нашего общения, еще до катастрофы. А теперь оно исчезло. Точнее, начало исчезать еще осенью: они стали улыбаться! Все их бабы беременны, кроме тех, кто недавно родил — это когда ж такое было?! Строго говоря, после ввода в строй байдары я им как бы уже и не нужен». Последнее предположение вскоре получило подтверждение.

У входа в Семенову берлогу сидел пожилой неандерталец — среди сородичей он был, пожалуй, наиболее авторитетным, если такой термин можно применить к этим людям. То, что он тут сидел, означало наличие у него какого-то дела к Семену. Дело было не настолько срочным, чтоб беспокоить бхалласа, — можно и подождать, пока сам заметит.

— Чего хочешь? — спросил Семен.

— Металл, — протянул неандерталец массивную короткопалую ладонь. — Дай нам металл, чтобы пилить и резать дерево.

— Дам, — пообещал Семен, — только скажи сначала, что вы задумали.

— Будем делать вторую большую лодку.

— Хорошая мысль, правильная! — одобрил повелитель. — У меня есть еще одна для вас, не хуже. Тебе не кажется, что нас здесь слишком много? Может быть, стоит отселить часть людей в другое место?

Взгляд неандертальца и его «мысленный посыл» Семен расшифровал как удивление и недоумение. То есть получалось, что он в качестве свежей идеи преподносит нечто давно всем известное.

— И где же будет новая стоянка?

— Там, — показал неандерталец рукой в сторону бухты. — Сбоку от вон той полосатой скалы (что-то разглядеть вдали Семен и не пытался). Туда приходят мамонты моря (моржи), там есть дрова и мало ветра.

Казалось, оратор явно хотел добавить вопрос: «Почему ты не знаешь этого?» — но удержался из вежливости и закончил:

— Для новой стоянки нужна еще одна большая лодка. Без металла мы не успеем сделать ее до нового снега.

Пока Семен рылся по углам, собирая инструменты, ему пришла в голову простая мысль: «А действительно, почему я последний узнаю о появлении чужаков, о предстоящем переселении? Я что же, выпал из их информационного поля?! Стал чужим, как Хью, Лхойким и Килонг? Интересно…»

— Скажи мне, — попросил Семен, передавая мешок с железками, — как вы отнесетесь к тому, что я уйду? Хочу вернуться туда, откуда мы пришли.

Неандерталец пожал плечами и промолчал. Это молчание и жест Семен перевел так: «Плохо, но не смертельно». Ему стало еще интересней.

— Вы сможете обойтись без онокла, бхалласа и прочих моих сущностей?

— Онокл здесь, — спокойно ответил неандерталец. — Есть и будет.

«Та-ак, — озадаченно почесал затылок Семен, — опять начинаются трансцендентные непонятки. Стоит ли в них разбираться?»

— То есть онокл — это вроде как уже не я?

— Ты — сейчас (пока здесь).

— А если… Если я уйду, прерву свою связь с этим местом, то… То некто другой будет персонифицировать (представлять, воплощать, изображать, олицетворять) онокл?

— Конечно. Теперь (с некоторых пор) — да.

Семен чувствовал, что дальнейшие расспросы будут откровенной демонстрацией собственной некомпетентности. Впрочем, была надежда, что здесь никто не осмелится крикнуть (да и подумать!), что «царь-то ненастоящий!». Поэтому он спросил:

— Кто это? Ты можешь показать его?

— Да.

— Пошли!

По просьбе Семена младенца вытащили на свежий воздух и развернули. «Обычный неандертальский ребенок. Пол — мужской. В меру грязен и не очень криклив. Это, вероятно, один из тех детей, которые были зачаты и рождены здесь, на морском берегу. Впрочем, волосы довольно светлые, надбровные дуги выражены слабо, а подбородок немного выступает вперед. Для неандертальцев это нетипично. Правда, мне почти не с чем сравнивать — не так уж много я видел их младенцев. Может, с возрастом кроманьонские черты исчезнут? Или это сказалась смена питания в период вынашивания? Говорят, в морепродуктах много йода, а он полезен…»