Народ Моржа

— Меня начинала мучить совесть. Только не спрашивай, что это такое! — Семен изобразил содрогание. — Больше я не хочу подвергаться мукам и буду послушен.

— Какие же правила освятил здесь Умбул?

— В школе обязательно должны учиться разные дети — всех племен и кланов, которые хотят и могут сюда добраться, которые готовы давать нам пищу.

— Значит, и наши тоже?

— Конечно! Однако сейчас я не смогу принять даже пятерых юных укитсов — как бы ни хотел это сделать!

— Почему?

— К поступлению в школу детей в их племенах готовили те, кто уже прошел обучение. Ваших же детей никто не готовил, они не в состоянии произнести или понять ни одного волшебного слова, не могут нарисовать даже самого простого магического знака. Пусть великий Нишав меня простит: в этом году прием окончен!

— Конечно, я передам ему твои извинения. Но ведь Нишав… Он может и разгневаться!

— На все воля Умбула, — сделал горестный жест Семен и склонил голову. — Я ведь не скрываю своего бессилия и слабости подвластных мне племен. Даже если я сам возьму в руки оружие, нам понадобится не один день, чтобы уничтожить всех ваших воинов. Может быть, два дня… или даже три… Давай на будущий год, а?

— Не знаю, не знаю… А кто будет готовить наших детей?

— Н-ну-у… Вообще-то, обученные люди для этого найдутся, только они добровольно не пойдут к вам, а заставлять их нельзя.

— Это еще почему?!

— Видишь ли… Мы тут все, конечно, разные… Но все признают и понимают смысл истинного земного воплощения Творца, как его ни называй. А укитсы… Мне очень жаль…

— Нишав мудр и осторожен — знай это!

— Разве я сомневаюсь?! А… в чем проявляется его осторожность?

— Две зимы назад на большом камлании Нишав говорил с предками. Они сказали ему, что желают теперь иной пищи.

— То есть с тех пор вы не кормите предков жизнями мамонтов?! — удивился Семен.

— Конечно, — пожал плечами Малхиг. — Разве ты не получил подарок Нишава?

— Отрезанные головы охотников? Получил — большое спасибо! Было очень приятно… Только… Только я думал, что они покинули Средний мир из-за того, что охотились на чужой земле.

— На какой?! — вскинул брови Малхиг. — Для укитсов нет чужой земли!

— А-а-а, ну, тогда ладно…

Семен растерялся — самым натуральным образом. Привычный, устоявшийся за долгие годы политический расклад рушился прямо на глазах: «По сути дела, мне предлагают союз и выход на „широкую международную арену“. Но то, что существовало до сих пор, держалось на „двух китах“ — моем колдовском авторитете и страхе перед укитсами и Нишавом. Что будет без этого страха? И равноправным ли окажется для меня этот союз? Нет, такие вещи решать с бухты-барахты нельзя, нужно все разведать и прощупать».

— Что ж, — сказал он вслух, — пожалуй, я не вижу препятствий для нашей дружбы. Мы можем поговорить о ней с великим Нишавом.

— Видишь ли, Семхон Длинная Лапа… — Теперь смутился Малхиг. Семен, правда, почти сразу сообразил, что это лишь игра: глаза собеседника смотрят спокойно и уверенно, с некоторой даже насмешкой — непонятно над кем. — Видишь ли… Боюсь, что Нишав вообще не будет говорить с тобой. Не стоит на него обижаться за это — общение со столь могучим колдуном грозит ему нарушением тонких связей с иными мирами. Можешь считать это признанием своей силы…

— Допустим, посчитал. А договариваться с кем?

— Со мной, конечно. Нишав слышит моими ушами, говорит моим языком…

— И видит твоими глазами?

— Разумеется.

— М-да-а… Годится! Насколько я знаю, по вашим и нашим правилам столь важные беседы можно вести лишь после совместной трапезы. Ты уже пробовал пищу, приготовленную в глиняной посуде?

— Она великолепна!

— Тогда скажу Ветке, чтоб принесла нам чего-нибудь поесть.

Общение с Малхигом потребовало от Семена немалого умственного и нервного напряжения. Когда же они наконец расстались, Семен обнаружил, что расслабиться не может — слишком взвинчен, слишком сильно скребут его мозги всевозможные вопросы. Он решил себя не мучить, а продолжить ковать железо, пока оно не остыло.

Первым делом Семен отправился на «майдан», отловил первого попавшегося имазра и велел ему найти главу клана. Известие о том, что Семхон хочет побеседовать с ним наедине, да еще и на свежем воздухе, Ващуга не обрадовало — у него явно были какие-то более безопасные планы на вечер. От колдуна довольно сильно разило сивухой, хотя пьян он, кажется, еще не был.

Семен увел главного имазра подальше от стоянки — на берег полного вешней воды ручья. Там он разулся, разделся и предложил проделать то же самое своему недобровольному спутнику. В полном недоумении Ващуг стянул через голову богато украшенную замшевую рубаху.

— Не переживай, — ухмыльнулся Семен. — Я же лесбиян — меня только женщины интересуют. А еще не дает покоя вопрос: почему же мне не сообщили, что укитсы идут к форту?

— Нишав — великий маг, Семхон! Он сделал своих людей и лошадей невидимыми!

— Да?

— Или, может быть, тех, кто увидел его караван, он сразу лишил памяти!

— Это все я уже слышал, — печально вздохнул Семен. — Нехорошо так поступать с колдунами, а что делать?! Посмотри, какое небо голубое!