Работали они много лет. Горбы наживали, а правды не видали. Только раз слышит брат на смене тихий разговор:
— Есть человек один — он правду знает. Зовут этого человека Лениным, а живет он на севере, в Питере.
Запомнил брат имя и пошел искать этого человека.
Шел много дней, а может быть, и месяцев. Пришел в Питер. Видит, идет рабочий, он его и спрашивает тихонько:
— Где тут Ленина найти?
А тот ему еще тише отвечает:
— Пойдем со мной, я тебя отведу.
Вот и пришли они в обыкновенную комнату. Кругом разных книг много. Вышел к ним человек, одет не богато, но чисто. И говорит он им:
— Добрый день, товарищи, что скажете хорошего?
Рассказал ему брат, как он правду искал. Долго говорил с ним Ленин о порядках на фабрике, расспрашивал о сельской бедноте, а потом сказал:
— Правильно ты сделал, на фабрике ты правду скорее найдешь. Вы ее там в руках держите.
И рассказал Ленин ему, как нужно за рабочую правду бороться, чтобы не служить ни панам, ни купцам, ни фабрикантам, и как выгнать их всех разом вместе с царем.
Вернулся брат вновь на фабрику и начал другим ленинскую правду потихоньку рассказывать. Один рассказывает, а десять слушают, десять рассказывают, сто слушают. И пошла ленинская правда по всему свету.
Много лет ходила она по городам и селам. Поднимала она рабочих и крестьян на борьбу. А в октябре 1917 года прогремела эта правда на весь мир. Пошли рабочие и крестьяне беспощадной войной на помещиков и фабрикантов. А вел их тогда сам Ленин, и победила в Октябре ленинская правда.
С того времени рабочие и крестьяне больше не работают на панов и фабрикантов, горбов не наживают, слезами землю не поливают, а сами — хозяева своих фабрик, своей земли и своей жизни.
Так вот вы — молодые, ничего не знаете.
А я много прожил, всего повидал.
В одном Могилеве раз сто побывал
Да и за Могилев езжал.
В Херсон плоты гонять пришлось,
А оттуда и пешком ходить довелось —
И это за три тысячи верст!
Денег на железную дорогу не было.
Хоть и удастся какую копейку подстрелить,
Так все одно ее нужда нести домой велит.
Хотите вы знать, как мы на барщине
служили?
Расскажу:
С мужиком, что хотели, то и делали. Войтов при панском дворе человек десять было. Провинится мужик — его секут. Однажды войты нажаловались пану, что один мужик пшеницу крадет. Привели беднягу на конюшню.
— Ложись, — говорят.
И давай сечь в две руки. А третий войт стоит да розги в соленой воде мочит.
Не признался мужик.
Привели жену Гарпину. Она с животом ходила и собиралась уже родить. Попробовали положить ее на лавку — ничего не получается. Тогда пан приказывает принести большой ушат. Вот и положили бабу животом на этот ушат. Один держит за голову, другой за ноги.
— Плачет, бедная, надрывается. Секли ее до тех пор, пока кровью не изошла.
Розог на дворе всегда лежало много, секи хоть без отдыха.
Однажды пан Василий Малиновский проиграл в карты пану Турчанину три деревни — Цупарь, Малые и Большие Козловичи. И тот не лучше был. Мне уже лет двадцать пять было, когда крестьян «освобождали». В то время в Козловичах землю делили, а я цепь за землемером таскал. Знаю, как крестьянина с паном делили: пану самую хорошую землю отдали, а нам — пески да болота. А платить за нее нужно было, как за пахотную землю.
Пока от казны не отделались, давали взятку и волостному старшине, и писарю, и его помощнику, и старосте, и сотскому, и десятскому. И попы вместе с ними семь шкур драли с мужика.
Был у нас попом Рашкевич. Ну и голосина же у него был! Как запоет, аж вся церковь трещит. А пьяница! Напьется и вместо часослова по заслонке читает. Вот женился я и пришел к попу Рашкевичу:
— Повенчай, батюшка.
— Три рубля, Николка.
— Дорого, батюшка.
— Ну, два давай. Только потом придешь денек попашешь.
А тогда за два рубля целый месяц работать в имение ходили. За день платил пан всего десять копеек. Войты и все панские подлизы на своей земле богатели, а мы снова на пана работать пошли. Куда денешься! Есть что-то нужно. Каждый хотел крестьянина обмануть, да за его счет поживиться.
Жили паны на широкую ногу, а с мужика последнее тянули.
Ой, ой, ой, горька была жизнь, пусть ее смолой высмолит!
Теперь, дети, чего вам не достает! Трудитесь только! Житье стало хорошее — это нам большевики дали его.
Жил я при царе в горе да в беде, за свои семьдесят пять лет знал я много бед. Жил под панским ярмом, работал в поле до седьмого поту, а дети хлеба не ели в охоту. Палкой пан меня бил, жену до вечера на поле держал, пощады от пана я не знал. Как подати собирали, нас палками избивали. Мы у бога избавленья искали, да так его и не узнали.
Стало жить в моей хате горько: нету детям хлеба ни корки. К пану не пойдешь проситься, к нему не приступиться. Скинул я шапку, стал на колено, а пан берется за полено. Пан меня из хаты толкает, моего горя не знает.
— Ты, — говорит, — как под плотом поживешь, так и плату принесешь.
Поп бедняку не помогает, попу все не хватает: владыко сам рад драть с бедного лыко.