Что касается прихода зимы, то в Большом Доме с этого года останутся жить только четыре семьи: Сергея Петровича, Андрея Викторовича, Валеры и Антона-младшего. Деду Антону с супругой Витальевне отстроили «небольшой» домик прямо рядом с расположением его кирпичного завода, а всем остальным предстояло переселиться в специальный жилой поселок, заложенный с противоположной промзоне стороны леса на Холме, на берегу Дальнего ручья. Это поселение уже могло похвастаться рядом из девяти больших домов под высокими острыми тесовыми крышами. Это так называемая Французская улица, потому что только дом номер один предназначался семье Сергея-младшего, дом номер два – семье Люси и Гуга, дом номер три – семье Виктора Леграна, остальные же предназначались для семей, созданных бывшими французскими школьниками. Когда их автобус «провалился» в Каменный век, это были совсем еще мальчишки, насмерть избалованные мультикультурной постиндустриальной евродемократией, но теперь, после одиннадцати месяцев проживания в племени Огня, все они окрепли, заматерели и в чем-то стали похожи на своих наставников. Трое из этих юношей, которым на момент «попадания» исполнилось шестнадцать лет, уже успели обзавестись женами (и некоторые даже не одной), а трое младших обретут статус совершеннолетних и вступят в свой первый брак на празднике осеннего равноденствия. Тогда же эти юноши покинут казарму холостяков и вместе со своими половинами вселятся в предназначенные для них дома.
Последним штрихом и вишенкой на торте в этих домах станут оконные стекла собственного изготовления. Как раз над этим и колдует сейчас дед Антон, полностью сбросивший кирпичный завод на Ролана Базена и Альбина-гончара; кузницу же он вверил попечению Онгхуса-кузнеца, оказавшегося весьма хорошим специалистом своего дела. Конечно, Ролан сам хотел бы заняться кузнечным ремеслом, но обстоятельства были таковы, что его участие требовалось как раз на керамическом производстве. Сам же дед Антон уже выплавил из касситерита все олово, изготовил из отрихтованных стальных листов формы, а также провел несколько пробных варок стекла и даже наштамповал из этого стекла при помощи заранее изготовленных форм некоторое количество изделий, весьма напоминающих классические граненые стаканы. Таким образом, к изготовлению первых оконных стекол все уже было готово. Если верить уверениям деда Антона, пройдет еще совсем немного времени, и он сможет изготавливать их по несколько штук в день.
По другую сторону от дороги к Большому Дому та же самая улица приобрела название Кельтской. И дома на ней – это пока лишь двойные деревянные каркасы на кирпичных цоколях, где наполовину, а где только на треть (первый метр от земли) одетые жженым и сырцовым кирпичом. А это все из-за того, что после откопки погребов и выкладки кирпичных цоколей потребовалось ждать около месяца, пока известковый раствор схватится хотя бы в первом приближении, чтобы на него можно ставить каркас. Но к осеннему равноденствию и эти дома, скорее всего, уже будут готовы. По крайней мере, так обещал бригадир строителей Жермен д`Готье – один из тех мальчиков, которые уже заслужили право называться достойными мужами. Избранницами этого юноши стала его ровесница, парикмахерша Полин Денев, а также две молодые волчицы из его строительной бригады, Вико и Нэша. Ни Ланей, ни полуафриканок подходящего для брака возраста в племени Огня сейчас просто не было.
Кстати, именно на стройке, таская стопки кирпичей и бадьи с раствором, отбывают свою епитимью бывшие волчата-мятежники. Безымянные и бесправные, одетые только в короткие кожаные шорты, они от рассвета до заката надрываются на тяжелой работе и единственной отрадой для них являются лишь полуторные порции сытного трехразового питания. Работа, молитва, еда и сон – вот четыре компонента того лекарства, которым отец Бонифаций потчует грешные души, и прогресс в этом лечении уже налицо. К осеннему равноденствию духовный наставник обещал дать этим мальчишкам новые имена, после чего они снова станут настоящими людьми, а не живыми мертвецами, к которым обращаются просто «эй ты». И это обещание является тем светом в окошке, который позволяет этим молодым людям сжать зубы и держаться, несмотря на нечеловеческую тяжесть труда, надеясь, что дальше все повернется к лучшему.