Народ Великого духа

Вот и закончился этот длинный, наполненный событиями, день, и первобытная ночь воцарилась над юной землей. Наверное, сейчас около девяти часов вечера – за время своей жизни здесь я научилась с точностью до пяти минут чувствовать время. За пределами нашего поселения – непроглядная тьма, полная неведомых тайн и смутных угроз. Тьма эта – абсолютная, густая и величественная; в этом мире ее еще не научились разгонять достаточно эффективными способами, а потому испытывают перед ней мистический трепет и наделяют злыми свойствами. Считается, что во тьме бродят недобрые духи, которые могут завладеть душой человека… Ночью не стоит опасаться нападения себе подобных, ведь все действия люди совершают только при свете дня. Но тьмы боятся все. И даже в нас, детях двадцатого века, живет это иррациональное чувство, которое никогда не удается заглушить до конца…

Тускло горит синяя дежурная лампа, – этакое подобие ночника, – бросая на стены неверные тени. Электричество дает электрогенератор, подсоединенный к автомобильному мотору, работающему на древесном газе. Отсюда его не слышно, но я знаю, что он есть. Это последний привет нам из двадцать первого века, потому что русские вожди, собираясь в далекое прошлое, решили устроиться тут со всем комфортом. Благодаря этому еще некоторое время мы будем иметь возможность пользоваться плодами цивилизации, а не жечь жировые лампы. Сейчас я на медицинском дежурстве – мадам Марин попросила меня проследить за состоянием здоровья кельтского священника, которого сегодня тяжело ранили римские легионеры. Отец Бонифаций бледен и хрипло дышит. Несмотря на то, что при его лечении было сделано исключение из правил и, как при лечении одного из нас, были применены антибиотики, я не замечаю, что ему лучше. Время от времени я обтираю его мокрый от испарины лоб и проверяю температуру, страдаю от того, что не могу сделать ничего большего. Сейчас его организм при поддержке лекарств борется за жизнь, и нам устается уповать только на то, что эта борьба закончится благополучно.

То, что произошло сегодня днем, сильно потрясло всех нас. Отец Бонифаций… Мы успели уже полюбить его – из всех кельтов-думнониев он казался наиболее искренним и открытым; да что там казался, он и был таковым: честным, дружелюбным, простым. И теперь жизнь его висит на волоске. Ранение серьезное. Трудно сказать, выживет ли он, и оттого я постоянно нахожусь в состоянии тягостного беспокойства…

Кроме того, что я испытываю тревогу, ребенок внутри меня чересчур активен: он ворочается и брыкается, так что мой живот ходит ходуном. Наверное, чувствует мое состояние. Так-то я стараюсь не нервничать, но сегодня пришлось. Кроме того, я очень переживаю за мужа. Ведь он отправился даже не на охоту, нет, – вместе с другими он ушел на войну! На войну с жестоким, вероломным противником, неожиданно вторгшимся в наш мир из времен Римской Империи. Как у них все там сложится? А что если эти воинственные римляне еще кого-нибудь ранят? Только не моего супруга… Я не хочу остаться вдовой. Я сильно люблю его, моего дикаря. Нет-нет, не нужно думать о плохом. Месье Андре – опытный воин, хладнокровный и расчетливый, который бережет своих людей и не допускает ненужного риска. Они уцелеют… Все будет хорошо. Они все вернутся целыми и невредимыми… Правда же, сыночек?

Последние слова я тихо проговариваю вслух, поглаживая свой остро выступающий животик.

Это «общение» с ребенком несколько успокаивает меня. Я пытаюсь представить, каким он будет, наш малыш… Он непременно будет красивым и смышленым. А еще крепким и сильным. И счастливым… Он вырастет настоящим мужчиной, достойным преемником своего отца и уважаемым членом племени Огня. Теплая волна разливается внутри меня – и я невольно улыбаюсь.