Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей

Женщины, у которых умирали дети, должны соблюдать запреты, чтобы не навредить своим детям на «том» свете, — косвенный способ их поминовения. Запрет женщине, у которой умирали дети (не обязательно некрещеные), есть плоды нового урожая до определенного периода (чаще всего — яблоки до яблочного Спаса, т. е. до Преображения) широко известен у восточных славян. В противном случае ее детям на «том» свете Бог не даст этих плодов. По этой причине в Подолье такая женщина не ела до Ивана Купала вишню и черешню, а до Преображения — яблоки и груши (Шейковский 1860, 36). Запрет женщине, терявшей детей, есть яблоки до Спаса, иначе Бог не даст им золотого яблочка поиграть, отражен в пятой главе поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Об этом упоминает Матрена Тимофеевна, у которой сына Демушку съели свиньи: «.. .молюсь о нем, в рот яблоко / До Спаса не беру.» (Некрасов 1929, 273). Впрочем, по подольским поверьям, души детей, съеденных свиньями, считаются уничтоженными — за таких детей не молятся (Шейковский 1860, 42).

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 209. У кого диты мэрлы, тые [родители] яблокы нэ едят [до Спаса]. Покойнику да-ють, у нас кажуть, яблоко, а котора мать зъила [яблоко до Спаса], тому ребёнку, кажуть [на том свете], што его яблоко свинья зъила.

с. Кончицы Пинского р-на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. М. Ивлева от Кохнюк У Ф.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 210. Яблоки светят на Спаса. Стары да Спасу не едят яблоки, у кого дети поумирали. Як мати до Спасу буде ести яблоко, то её дитяти не дадут.

с. Симоничи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г., зап. Т. Яковлева от Хильченко Анны Петровны, 1927 г. р.

БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 211. 8 нядель после Паски, васьмая — Гряная, и бывае Сухий четверь, русалкина Пасха, дятей нехряшчоных, у каго памерло такая дитё, дак сбирають таких [по возрасту умершего] детей, гадоу па восемь и па два — да десяти гадоу и йих кормять и поять. [Если умерли некрещеные], или я яго придушила даже. Даже у церкву приносять и за детей за тых раздають старухам.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г, зап. О. В. Санникова от Грибкова Егора Федотовича, 1898 г. р.

№ 212. [Некрещеных детей] колись не клали на кладбишче, а на канавке [хоронили]. [Самоубийц, утопленников, опойц] на *могилках хоронили. На Гряной [неделе] после Тройцы тая мать, у которой дитятко нехришчено [умерло], собирает дитяток малых и кашу дитям роздает.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г, зап. В. И. Харитонова от Сафоновой Александры Ивановны, 1916 г. р.

+ 11.13а. Некрещеного ребенка хоронят на границе кладбища

№ 213. Як дети нехришченные, повесе мать рубашечку, а ее порвуть. Это нечистая сила ходить рвать — уже и христять их [детей] тоды, чтоб нечистые не ходили.

с. Челхов Климовского р-на Брянской обл., 1982 г., зап. Л. М. Ивлева от Груздовой Евдокии Дмитриевны, 1920 г. р.

Глава 12. «ХОДЯЧИЙ» ПОКОЙНИК

Полесский образ «ходячего» покойника является частью общеславянской категории мифологических персонажей, происходящих из «нечистых» покойников, по разным причинам не получивших успокоения после смерти, возвращающихся в мир живых и продолжающих свое существование на земле в качестве мифологических существ (Левкиевская 1995, 283—286; 2009а, 118—124). По своему посмертному статусу, особенностям погребения и поминовения, а также взаимоотношениям с миром живых эта категория персонажей в славянской картине мира противопоставлена другой категории умерших — предкам, «правильным», «чистым» покойникам (см. главу 10. Деды).