Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей

Типологической особенностью данной категории славянских персонажей является то обстоятельство, что все они сформированы под влиянием единого круга мифологических представлений о «чистой» и «нечистой» смерти, принадлежащих праславянскому наследию. Имея общие праславянские корни, эти персонажи воплощают в себе единое для всех славянских традиций ядро функций и релевантных характеристик, связанных с причинами их посмертного статуса, их опасностью для живых людей, профилактическими средствами и оберегами, применяемыми против них. Общей для славянской мифологии является также и немалая часть мотивов и сюжетов, связанных с этими персонажами. Несмотря на генетическое родство, каждый из этих персонажей обладает своими довольно значительными типологическими особенностями, все-таки не позволяющими видеть в них лишь диалектные варианты одного общеславянского персонажа. Правильнее было бы говорить об общеславянском персонажном типе, основанном на едином круге верований, который в разных славянских традициях воплощается в относительно самостоятельных персонажах — разновидностях этого персонажного типа. Главная типологическая особенность этих разновидностей заключается в том, что они наделяются разной степенью демоничности в разных слаянских ареалах. Можно говорить о том, что на юго-западе славянского мира (южные и западные славяне, Карпаты, центральная Украина) эти персонажи максимально приближены к статусу демонов, а на северо-востоке (Полесье, белорусская и русская традиции) они во многом продолжают сохранять статус покойников, а уровень их мифологизации гораздо слабее.

Эта разница выражается и в их названиях. Разновидности данного персонажного типа на юге и западе славянского мира имеют собственные названия, определяющие их как самостоятельные персонажи: ю.-слав. вампир, вукодлак (серб.: Ъор^евиЙ 1953, 150), дракус (Родопы: Анчев 1990, 85), тенец (с.-зап. Болгария: там же), устрел (Странджа: там же), гробник (Охрид: там же), пол. upior (Fischer 1927, 84), strzygon (Малопольша: там же), wieszczy (Поморье, Великопольша: там же), з.-укр., карпат. опырь (Гнатюк 1912а, 65—85), укр. упырь, вупыряка (Иванов 1991, 491). В северо-восточной части славянского мира (в том числе и в Полесье) для обозначения подобных персонажей чаще всего используют общие названия, принятые для обозначения мертвых: мэртвяк, мрэц, помэрлый, мэртва людына, няжывый, нябожчык, гробeнь. «Нечистый» покойник может обозначаться с помощью терминов родства: маты помэрла, сын-нябожчык (полес.); терминов, указывающих на их происхождение: колдун-покойник, ведьмак мэрлый, а также на их демонологический статус: нячыстык, нядобрик, нэлюдське, не свой дух, на основную вредоносную функцию такого покойника пугать, страшить людей: пужaло, пужaйло, пужaка (полес.), часто выражаемую глагольными конструкциями типа: лякаит, пужaит. Название ходячего покойника может указывать на причину, из-за которой он «ходит», в частности на наличие у него злой души: злая душа, гргшна душа. Чаще всего для обозначения этой категории персонажей используются глагольные конструкции, подчеркивающие мотив блуждания, плутания, неприкаянности. О таком покойнике в Полесье обычно говорят, что он ходит, реже, что он здается, становится в глазах: «Якщо чоловик знахарюе, то писля смэрти можэ хо-дыты, лякаты» (Сварицевичи, дубровиц. ровен.). Важно, что глагол ходит по отношению к «ходячему» покойнику обозначает не только и не столько его физическое передвижение, сколько его неуспокоенность, его способность перемещаться между «иным» и этим миром, появляться перед живыми людьми. Именно потому что в полесской и, шире, восточнославянской мифологии глагол ходит имеет не столько буквальное, сколько метафизическое значение, в наших комментариях оно дается в кавычках в знак того, что для него доминантным является переносное значение.

Народные представления о «нечистых» покойниках значительно отличаются от церковной точки зрения. Церковь считает отпавшими от Бога лишь самоубийц (т. е. тех, кто по своей воле прервал жизнь, дарованную Богом) и лишает их христианского погребения. В народной традиции (в том числе полесской) категория «нечистых» покойников гораздо шире — она неоднородна по происхождению, по степени демонологизации таких покойников и уровню их опасности для живых, а также по характерным признакам и способам проявления таких умерших. Причины, побуждающие покойников «ходить» после смерти, наиболее подробно перечислил Д. К. Зеленин, в своей книге «Очерки русской мифологии» впервые выделевший и описавший эту категорию мифологических персонажей. Он же ввел для нее особый термин — «заложные покойники», который утвердился в отечественной науке (Зеленин 1995).