Читаем Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей полностью

б) Непременное условие полноценного поминального застолья — наличие горячих, вареных блюд, от которых идет пар, столь любимый дедами (борщ/суп, каша, клёцки, картошка, яичница, блины/оладьи). Ср. белорусское название поминального обеда — гарачки (Пахаванш 1986, 136). Лишь в части публикуемых записей (из шести сел) отмечен такой важный для восточнославянской поминальной традиции признак, как четное-нечетное число блюд, хотя в более ранних материалах этот признак отмечен повсеместно. В разных локальных традициях число блюд могло быть как четным (обычно двенадцать), так и нечетным (три или девять). Ср. сведения из других регионов: нечетное количество блюд (мин.: Шейн 1890, 601, 613; Пахаванш 1986, 162, 164, 174, 180, 186); не менее девяти блюд (витеб.: Шейн 1890, 613); четное количество блюд (мин.: Шейн 1890, 603; могил.: Пахаванш 1986, 173); двенадцать блюд (могил.: Шейн 1890, 607).

В большинстве публикуемых записей отсутствует указание на последовательность подачи блюд на стол и на наличие завершающего блюда, что еще раз указывает на ослабление структуры традиционного годового поминального ритуала с его строгой последовательностью приема поминальной пищи (ср., например:

Пахаванш 1986, 167—168, 175, 179) и обязательным завершающим блюдом — клёцками (мин.: Пахаванш 1986, 181).

в) Обычай начинать поминальное застолье с выделения от общей трапезы особой доли для дедов фиксируется в западной и центральной частях Полесья, ограничиваясь Днепром. В восточном Полесье, по левую сторону Днепра, обычай не зафиксирован. Наиболее распространен вариант, когда в отдельную тарелку откладывается первая ложка колива, начинающего трапезу, а затем первая ложка каждого последующего блюда; в некоторых случаях долей для дедов считается еда, оставшаяся после трапезы — она откладывается в отдельную посуду. Реже встречается более архаичная форма — откладывать первую ложку колива или каждого блюда прямо на стол, на скатерть (Тхорин овр. жит., Стодоличи лельч. гомел., Присно ветк. гомел.). Именно эта форма была повсеместно принятой практикой на рубеже XIX—XX вв. (мин., витеб., могил.: Шейн 1890, 585, 592, 596, 599, 607, 609, 613; Пахаванш 1986, 142, 162, 177, 190). В локальных ареалах это ритуальное действие существовало в различных вариантах: кусок пирога, трижды облитый кутьей, а также первые куски каждого блюда клали на скатерть (гроднен.: там же, 175); «дедовская тарелка» с кусками от каждого блюда и рюмка водки выставлялись на подоконник или специальную полочку с наружной стороны окна (витеб.: Шейн 1890, 599, мин.: там же, 601, 605; гроднен.: Пахаванш 1986, 148; мин.: там же, 162, 164); первый испеченный блин ломали на части и клали на окна для дедов (могил.: Шейн 1890, 609); немного поминальной каши оставляли за окном (пинск. брест.: Пахаванш 1986, 150); хозяин отливает водку из первой рюмки и выбрасывает первую ложку еды за окно (Друскининкай, ныне территория Литвы: там же, 174; брест.: там же, 177). У охотников, рыбаков и пасечников принято было на поминальный ужин варить особый чугунок кутьи — во время ужина он стоял на печном столбе, который называется «дзед». В начале ужина хозяин лез на печь и ел там кутью из этого горшка, не снимая его с «дзеда»; если он был пасечником, то просил дедов сохранить и приумножить его пчел (лельч. гомел.: там же, 178).

В имеющихся у нас полесских материалах засвидетельствовано наличие только одного поминального стола, общего для живых и мертвых. Однако такая практика не была единственно возможной. В других локальных традициях для душ предков мог выставляться отдельный стол возле порога, как в Бегомльском р-не Витебской обл. (первая треть XX в.), который покрывали новой скатертью — на него откладывали первую часть каждого блюда. В начале ужина на скатерть клали кусок хлеба и слегка поливали его борщом — он лежал на столе в течение трапезы; первую рюмку водки выставляли на окно за спиной хозяина дома (там же, 188).

Когда поминальная трапеза проходила на кладбище, как, например, в четверг Пасхальной недели, долю для покойников оставляли на могилах, куда отливали немного водки и клали по первому куску каждой закуски (гроднен.: Шейн 1890, 617; полес.: Пахаванш 1986, 185) или выкладывали все остатки поминальной трапезы (мин.: там же, 144).

г) В полесских материалах имеется единственное свидетельство того, что на Деды входные двери остаются открытыми всю ночь, чтобы души умерших могли свободно приходить в дом (Олбин козел. чернит.), хотя еще в начале века это было повсеместной практикой (мин.: Пахаванш 1986, 164).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы о призраках. Путеводитель по мистическому Петербургу
Мифы о призраках. Путеводитель по мистическому Петербургу

Петербург населяют призраки, в этом уверены все горожане. Призраки стали неотъемлемой частью города, одной из многочисленных достопримечательностей.Петербургские легенды гласят, что у каждого здания и улицы есть свое собственное привидение. Чаще всего в городе можно встретить призрак его основателя, Петра I. Призрак Павла гуляет по коридорам Инженерного замка в поисках убийц. Между равелинами Петропавловской крепости бродят призраки княжны Таракановой и царевича Алексея. Есть собственный призрак у Аничкова дворца, университетское привидение, обитающее в пределах филфака; в Елагином дворце можно повстречать призрак графа Калиостро, с набережной канала Грибоедова машет белым платком призрак террористки Софьи Перовской, а дух Распутина частенько встречают обитатели дома на Гороховой…Призраки не опасны живым людям, можно игнорировать их присутствие, а можно исследовать причины их появления, чем и занялась в предлагаемой книге петербургский писатель Юлия Андреева. В обычной жизни мы то и дело сталкиваемся с привидениями, подчас даже не подозревая, что имеем дело с потусторонним, – утверждает автор.Книга будет интересна всем, кого интересуют петербургские тайны и мифы, ставшие непреложными истинами нашей культуры.

Юлия Игоревна Андреева

Фантастика / Мистика / Мифы. Легенды. Эпос