Как будто мало оказаться между двумя угрозами, связанными с эгалитарным централизмом, рассматривающимся как сербский шовинизм, с одной стороны, и возрождением регионального национализма, с другой стороны. Югославия также столкнулась с проблемой растущего дефицита торгового баланса. До трети внутренних инвестиций зависели от иностранной помощи. Хуже того, хотя изначально помощь предоставлялась в виде грантов, к 60-м годам гранты превратились в займы. Правительство отреагировало большей ориентацией на экспорт, что, в свою очередь, принесло некоторым заводам и регионам большую выгоду, чем другим.
В итоге в 1963 году с роспуском — под давлением регионалистов — Федерального инвестиционного фонда стратегия комплексного развития всей страны была ликвидирована, средства фонда были распределены среди местных банков, что лишь усилило центробежные силы в Югославии, разрушив при этом эффект масштаба и рациональное, регионально адаптированное разделение труда.
Рыночная логика конкурирующих друг с другом предприятий ожидаемо привела к восстановлению корпоративных иерархий, а также к большему акценту на финансовые махинации и маркетинговые уловки в ущерб производству — последнее в ретроспективе рассматривалось социалистами как прожорливая опухоль, которая зря высасывает полезные ресурсы, являя собой квинтэссенцию капиталистической иррациональности.
Бесполезные инвестиции и несостоятельные займы только росли по мере того, как неэффективные предприятия старались улучшить свое положение на рынке. Чтобы обслуживать эти обременительные долги, восстановленная управленческая вертикаль при помощи зачахшего аппарата самоуправления сделала то, что делает любой нормальный капиталистический управляющий: урезает заработную плату и условия труда. В страну вернулась безработица. И всё это накануне глобальных экономических кризисов и «нефтяных шоков» 1970-х годов.
Означает ли это, что в любой концепции справедливого общества нет места рыночному социализму или кооперативам? Это зависит от того, какие временные рамки мы рассматриваем. Давайте откажемся от рассмотрения рыночного социализма и демократического планирования в качестве соперников. Вместо этого, рассмотрим кооперативы и рыночный социализм (или его элементы) как переходные инструменты в движении к декоммерциализации производства и планированию, которые убеждают простых людей в их способности управлять предприятием без боссов. А, в конечном счёте, и всей экономикой.
Могут, впрочем, существовать отдельные товары или сектора, которые труднее декомерциализировать. Как мы видели в раннем Советском Союзе и маоистском Китае, в то время как большая часть тяжелой промышленности была относительно простой для декоммерциализации (по крайней мере такой же простой, как и в любом капиталистическом государстве: например, производство стали и угля в послевоенной Западной Европе), попытки сделать то же самое с сельским хозяйством* легли в основу того варварства, которым наиболее известны эти два режима: Голодомора и Большого скачка.
Один из ключевых уроков* из истории «реально существовавшего социализма», то есть сталинского, маоистского или титоистского вариантов, заключается в том, что нам нужно сохранять открытость в отношении того, что работает, экспериментировать с различными экономическими практиками и не бояться перемены курса, отбрасывая старые гипотезы перед лицом новых фактов.
Планирование на практике (снова)