Народная война

Маринского хорошо знали Рысаков и большинство старых членов группы. Ванюша, как называли его товарищи, проживал в поселке Гавань с весны 1940 года. Он тогда приехал из госпиталя, где находился после тяжелого ранения, полученного под Выборгом, и, состоя на пенсии, как инвалид второй группы, работал в лесхозе. Он хорошо знал военное дело, организовал в лесхозе осоавиахимовский кружок. Все понимали, что он собирается вступить в группу Рысакова, но не хочет приходить безоружным.

Маринский оказался прав: немцы в Утах вели себя беспечно, но живьем взять нам их не удалось; они оказали сопротивление и были убиты.

Маринский участвовал в операции без оружия, в бою добыл себе винтовку и пистолет, с ними и пришел он в избушку Демина.

— Вот теперь я прошу принять меня в отряд, — заявил он.

В той же операции еще три товарища вооружились и приоделись за счет немцев.

В самую лютую пору декабрьских морозов на двух-трех бойцов в группе приходилась одна пара валенок. Хорошо помню, как в связи с этим недостатком разыгрался однажды эпизод, чуть было не принявший весьма драматический характер.

Дело в том, что валенки, являвшиеся собственностью отдельных членов группы, передавались на время вылазок тем, кто должен был принимать участие в операции; не мог же человек постоянно ходить на операцию только потому, что у него ноги были в тепле, а другой постоянно находиться в «гарнизонном» карауле потому, что был разут, тем более, что караульная служба тоже не грела ноги часового? Кроме того, остающийся в лагере лишался возможности сытно поесть в деревне. Поэтому на операции ходили по очереди, и валенки отбирались у тех, кто этот день проводил на нашей примитивной базе.

И вот как-то в наш лагерь пришел связной из Павловки и сообщил, что в деревню прибыли немцы, десять человек. Расположились они в двух избах, посредине деревни, забирают скот и попутно допрашивают жителей, нет ли в деревне коммунистов. Крестьяне, верившие в наши силы, просили прогнать немцев и спасти их добро.

В те дни мы не были расположены вступать в открытую драку, тем более засветло. Мы усиленно занимались тогда сбором оружия: мы обыскивали места лесных боев и часто доставали из-под снега винтовки. Во время этих поисков колхозники Уручья нам сообщили, что несколько месяцев назад, при отходе наших частей, они подобрали два пулемета, ручной и станковый, и спрятали у берега Десны, в воде. Мы извлекли пулеметы из-подо льда. Они были без замков, станковый без лент, ручной без дисков. И замки, и ленты, и диски мы рассчитывали в конце концов отыскать. Таким образом, в те дни мы, что называется, занимались экипировкой. Но, коль скоро мужики просят о помощи, мы отказать им не могли. Рысаков первый свято соблюдал этот неписанный закон.

И на этот раз Рысаков скомандовал: «В ружье», и мы выстроились перед избушкой Демина.

Те товарищи, чья очередь была оставаться в карауле, передавали теплую обувь уходившим на операцию. Сборы проходили быстро. Люди переобувались в сенях. И вдруг из комнаты послышалась возня, треск, звон разбитой посуды. Я распахнул дверь и увидел странную картину. Иван Акулов и Баздеров кружились по комнате, опрокидывая скамьи и табуретки, смахивая посуду со стола, и каждый тянул в свою сторону валенок. Другой валенок красовался на ноге Баздерова. Вцепившись в снятый валенок и стараясь вырвать его из рук Акулова, Баздеров брыкал товарища босой ногой.

С первого взгляда я понял: владелец валенок Баздеров, а на операцию должен итти Акулов. Баздеров не хочет оставаться дома, Акулов не желает уступать своей очереди и требует валенки.

Партизаны, увидевшие из сеней эту сцену, расхохотались. Одни начали подзадоривать драчунов, другие увещевать и стыдить. Рысаков, вошедший в эту минуту с улицы, неожиданно рассвирепел. Он вбежал в комнату, схватил спорщиков за шивороты и приказал прекратить распрю. Но его угрожающий голос воздействия не возымел. Разошедшиеся бойцы попрежнему вырывали друг у друга злополучный валенок.

Тогда Рысаков с перекошенным от гнева лицом отскочил в сторону и крикнул:

— Нефедкин! Расстрелять мерзавцев!

Вначале все приняли это за шутку. Но Рысаков и не думал шутить. Нефедкин, выполнявший должность караульного, в смущении и в нерешительности поглаживал ствол своей винтовки и переминался с ноги на ногу, испуганно поглядывая на командира. В руке Рысакова появился пистолет.

Зная Рысакова в гневе, я подал знак драчунам, чтобы они опомнились. Первым пришел в себя Баздеров.

— Да что мы с тобой, сказились? Ведь он сейчас отпустит девять грамм, — прошипел Баздеров, но валенка все-таки не отдал, а, с силой дернув к себе, вырвал из рук Акулова.

— Ну и подавись своим обческом, — сказал Иван, выпуская валенок. — Человек дороже.

Баздеров взглянул на Акулова и швырнул валенок к порогу. Затем быстро стянул второй и, уже не глядя на товарища, бросил вслед за первым.

Остекленевшими глазами Рысаков взглянул на Баздерова, на Акулова, перевел взгляд на Нефедкина и дрожащей рукой сунул пистолет в кобуру.

После этой тягостной сцены операция по изгнанию немцев из Павловки проходила невесело.