Народная война

— Некоторые тут захотели собрание. Давно не болтали, языки чешутся! Так вот мы сегодня проведем собрание. Слово для доклада имеет товарищ Андреев, — начал Рысаков.

Раздались голоса — избрать председателя и секретаря, но командир обрезал:

— Я председатель, а секретарь не нужен. Бумаги мало, надо экономить ее для дела, не тратить на записи болтовни.

Он говорил медленно, с оттенком ехидства.

Мой доклад длился не более получаса. Я повел речь о том, как немцы пытаются развалить партизанские отряды, как они засылают в отряды шпионов, в задачу которых входит не только разведать силы партизан, но и разложить их, подорвать веру друг в друга и в народ. Немцы пытаются скомпрометировать партизанское движение, запугать население и оторвать его от партизан, говорил я и приводил примеры, памятные всем нам. Под маркой партизан немцы учиняют массовые расстрелы, устраивают грабежи. Рысаков не мог оставить мои слова без ответа. Но он решил не объясняться, а обвинять.

— Уж не сложить ли нам оружие потому, что немцы орудуют под маркой партизан? — заговорил он. — Уж не по головке ли гладить нам тех, кто предал и предает советскую власть? Товарищ Андреев утверждает, что мы, то есть я, если прямо говорить, незаконно творю суд и расправу. А знаете вы, за кого он заступается? Мало вам таких примеров, как Цыбульский и эта сволочь Ирина? Вот, пожалуйста, еще! — Рысаков выхватил из полевой сумки пачку бумаг. — Вот документы, которые, может быть, откроют глаза некоторым интеллигентикам, а то они шибко крови боятся.

Он начал читать заявления и доносы. Преступления перед Родиной приписывались в них людям, которым и смертная казнь казалась слишком малой карой.

Присутствующие хорошо знали людей, о которых шла речь в документах. Обвинения показались весьма странными. Поднялся Симонов и потребовал огласить фамилии доносчиков. Рысаков назвал их. И сразу выяснилось, что доносы сочиняли сами немцы и ловко подсовывали их Рысакову через своих агентов. Ко всему прочему, агенты сводили со своими жертвами старые счеты. Все это удалось установить довольно легко и было вполне очевидно.

Выяснили мы и того, кто фабрикует доносы и подсылает их через подставных лиц. Бумаги рассылал брат Цыбульского.

Что дало это первое в отряде собрание? Были доказаны серьезные и опасные для дела ошибки Рысакова. Он слишком уверовал в свою непогрешимость и потерял веру в народ. Эти ошибки привели его к обособленности, к замкнутости в отряде, боевым и независимым командиром которого он себя считал, к странной, болезненной подозрительности.

Мне показалось, что на собрании Рысаков понял всю глубину своих заблуждений. Он заявил:

— Чтобы избежать этих грехов в будущем, надо чаще советоваться. Да и настоящий порядок навести в отряде.

— Штаб надо создать. Я предлагаю начальником штаба Василия Андреевича «с бородой», — сказал Иван Акулов.

Так и порешили.

Раз мы сумели сломить своеволие Рысакова, то надо было итти дальше. Здесь же на собрании я предложил оформить партийную организацию.

Впервые при всех партизанах Рысаков рассказал, что его послал в Уручье для работы и организации отряда райком партии, секретари и члены которого с группой коммунистов находились в лесу — всего в нескольких километрах отсюда!

Члены партии, находившиеся на собрании, возмутились, узнав то, что было уже известно мне. Какое право имел Рысаков скрывать от них существование подпольного райкома? Рысаков что-то заговорил в свое оправдание. Тогда я задал Саше Котомину вопрос:

— Ты к кому шел, когда выбрался из окружения? Ты к Рысакову шел?

— Нет, не к Рысакову, — ответил Котомин. — Я слышал, что в этих лесах работает подпольный партийный комитет.

— А где райком, там и порядок. Слышишь, Василий Андреевич? — повернулся я к Рысакову. — Я с Акуловым и с Красноярцем шел сюда тоже потому, что слышал о подпольном райкоме. А командир наш все выжидал, все копил подвиги для рапорта райкому, о личной славе заботился. Вот и накопил…

Рысаков больше не оправдывался.

— Рысакову надо вправить мозги, — сказал мне после собрания Иван Федотович Симонов. — Это парень из тех, кого надо держать в крепких руках.

— Его сперва нужно взять в руки, а тогда уж держать, — ответил я Симонову.

Откуда в характере Рысакова упрямство, болезненное самолюбие, непомерное тщеславие, которые мне с таким трудом приходится выбивать из него? Где, в какой среде он рос? — не раз спрашивал я себя. Постепенно я убедился, что это скорее следствие плохого воспитания, чем натуры. Родился Рысаков в 1916 году, в крестьянской семье средней зажиточности. Ребенком он лишился отца. Мать, вынужденная зарабатывать на хлеб, не могла уделять достаточного внимания своему сыну. С трудом окончил он шесть или семь классов школы.