Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Пасха 1964 года прошла хуже обычного. Было холодно и влажно; что и говорить, пасхальное воскресенье выдалось самым холодным за восемьдесят лет. Владельцы магазинов и киосков были недовольны, молодежь скучала и злилась, из-за слухов о владельцах кафе и барменах, которые отказывались обслуживать некоторых юнцов, раздражение росло. Несколько групп затеяли драки на улицах, швыряясь камнями. Группировки модов и рокеров – разделение между ними изначально основывалось на стиле одежды и образе жизни, а закрепилось позднее, но в то время еще полностью не устоялось, – начали отделяться друг от друга. Повсюду грохотали мотоциклы и мотороллеры, звенели разбиваемые окна, рушились пляжные хижины, а один парень выстрелил из стартового пистолета в воздух. Толпы на улицах, шум, всеобщее раздражение и действия неподготовленной и малочисленной полиции… Эти два дня были тяжелыми, гнетущими, местами даже пугающими. В рамках моей модели это можно считать первоначальным отклонением, или фазой воздействия.

Сразу же после стихийного бедствия наступает период относительно неорганизованного реагирования. За ним следует фаза описания, во время которой пострадавшие в катастрофе подводят итоги и оценивают свое состояние. В этот период основой для интерпретации ситуации становятся слухи и двусмысленные толкования. Например, сразу же после обрушения породного вала в Аберфане ходили слухи, что накануне вечером было видно, как вершина обвала двигалась, а все предупреждения были проигнорированы. Эти сообщения в итоге легли в основу обвинений в халатности, выдвинутых против Национального управления угольной промышленности, а затем тема халатности перешла в разряд более глубоких установок, к примеру, о безразличии центрального правительства к интересам Уэльса. В следующей главе я разберу такие долгосрочные мнения, установки и интересы.

Здесь же меня занимает то, каким образом ситуация была изначально интерпретирована и представлена СМИ, поскольку именно в таком виде большинство людей получают представления как о девиантности, так и о катастрофах. Реакция строится на основе обработанных или кодированных образов: люди возмущаются или злятся, формулируют теории и планы, выступают с речами, пишут письма в газеты. Медийная презентация, или описание, событий модов и рокеров имеет решающее значение для определения последующих этапов реакции.

В понедельник утром после первых инцидентов в Клактоне в каждой национальной газете за исключением The Times (пятая строчка на главной новостной странице) появились передовицы. Их заголовки говорят сами за себя: «Группы мотороллеров устроили день террора» (Daily Telegraph), «Молодежь отделала город – 97 арестов кожаных курток» (Daily Express), «Вторжение дикарей на побережье – 97 арестов» (Daily Mirror). Во вторник аналогичное освещение получили последующие инциденты, а газеты начали печатать редакционные статьи вместе с сообщениями о том, что министру внутренних дел «настоятельно рекомендовалось» (как правило, не уточнялось, кем именно) провести расследование или предпринять решительные действия. Затем стали выходить интервью с модами и рокерами. Прямые репортажи уступили место теориям, в основном относящимся к мотивации: члены шаек характеризовались как «возбужденные», «пьяные в стельку», «склонные к разрушению» и т. д. За новостями об инцидентах последовали сообщения о деятельности полиции и судов, а также о реакции местных жителей. Репортажи о каждой серии инцидентов следовали типичному сценарию.

За границей освещение этих событий имело широкий охват – в Америке, Канаде, Австралии, Южной Африке и в Европе. The New York Times и New York Herald Tribune опубликовали большие фотографии, сделанные после Троицына дня, на которых были запечатлены две дерущиеся девушки. Бельгийские газеты подписывали снимки так: «Вестсайдская история на английском побережье».

Трудно сказать, насколько точны эти ранние описания. Даже если бы каждый инцидент наблюдался их авторами воочию, что физически невозможно, нельзя же проверить достоверность, скажем, интервью. Во многих случаях мы «знаем», что интервью должно быть – по крайней мере отчасти – сфабриковано журналистами, поскольку оно слишком стереотипно, чтобы быть правдой, но это знание нельзя счесть доказательством. Тем не менее на основе тех инцидентов, которые действительно наблюдались, и интервью с людьми, которые воочию видели другие инциденты (местные репортеры, фотографы, работники пляжей и т. д.), а также тщательной проверки внутренней согласованности можно судить об основных искажениях. Особенно показательным оказывается изучение местной прессы. Новости с мест не только более подробны и конкретны, в них не найдешь утверждений типа «все танцплощадки возле набережной были разгромлены», ведь каждый местный знает, что на набережной есть только одна танцплощадка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология