Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Описание каждого первоначального происшествия в СМИ будет проанализировано под тремя рубриками: преувеличение и искажение; прогнозирование; символизация.

Преувеличение и искажение

Когда феномен модов и рокеров миновал свой пик, один журналист вспоминал, что через несколько дней после первоначального события в Клактоне помощник редактора Daily Mirror в разговоре признался, что весь инцидент был «избыточно освещен»[79]. Именно это «избыточное освещение» меня и интересует.

Основной вид искажений на стадии описания заключается в грубом преувеличении серьезности событий с точки зрения таких критериев, как число участников, число причастных к насилию, а также объем и последствия любого ущерба или насилия. Такое искажение имело место прежде всего в способе и манере изложения, характерных для большинства репортажей о преступлениях: сенсационные заголовки, мелодраматическая лексика и нарочитое подчеркивание тех элементов истории, которые считаются новостями. Регулярное употребление таких фраз, как «бунт», «оргия разрушения», «битва», «нападение», «осада», «отделать город» и «орущая толпа» создало образ осажденного города, из которого невинные отдыхающие бежали, дабы спастись от мародерствующих шаек.

Во время Троицына дня 1964 года даже местные брайтонские газеты обращали внимание на «заброшенные пляжи» и «пожилых отдыхающих», пытающихся убежать от «вопящих подростков». Следовало просмотреть остальную часть газеты или быть непосредственно на месте, чтобы знать, что в тот день (понедельник, 18 мая) пляжи были пусты из-за ужасной погоды. «Отдыхающие», которые там находились, пришли именно затем, чтобы поглазеть на модов и рокеров. Хотя в других случаях (например, в августе 1964 года в Гастингсе) имело место запугивание, в упомянутом брайтонском инциденте мы его практически не обнаруживаем. В происшествиях 1965 и 1966 годов запугивания было еще меньше, но об инцидентах сообщали таким же ритуальным образом, используя одни и те же метафоры, заголовки и лексику.

Полный смысл таких сообщений отражен в следующих строках из Daily Express (19 мая 1964 года): «Папа спал в шезлонге, а мама строила с детьми замки из песка, когда ребята 1964-го захватили пляжи в Маргите и Брайтоне, запятнав традиционную открыточную пастораль кровью и насилием».

Такой тип «избыточного освещения», конечно, не свойственен исключительно модам и рокерам. Он характерен и для репортажей о преступлениях в целом, и для описания в СМИ таких событий, как политические протесты, беспорядки на расовой почве и т. д. То, что Кнопф называет «тактикой массированного охвата» при выстраивании таких тем[80] – оформление первой полосы, бьющие в глаза картинки, перечни пострадавших в свежих новостях о беспорядках, – стало общепринятым подходом в журналистике. Фактически это настолько принято, что СМИ и их аудитория потеряли малейшее представление о значении слов, которые они употребляют. Как можно «отделать» или «осадить» город? Сколько витрин нужно разбить, чтобы произошла «оргия разрушения»? Когда можно – пусть даже метафорически – говорить о том, что улицы «запятнаны кровью и насилием»? Комментируя использование термина «бунт» одновременно для описания инцидента, в результате которого погибли 43 человека, 7 тыс. человек были арестованы и был нанесен ущерб размером в 45 млн долларов США, и случая, когда три человека разбили витрину магазина, Кнопф отмечает: «Продолжающееся употребление этого термина в СМИ способствует созданию эмоционально заряженной атмосферы, в которой общественность склонна рассматривать каждое событие как „происшествие“, каждое происшествие как „беспорядок“, а каждый беспорядок как „бунт“»[81].

Источники избыточного освещения кроются не только в речевых злоупотреблениях. Часто используются вводящие в заблуждение заголовки, в частности, противоречащие реальной истории: так, заголовок «насилие» может описывать историю, в которой на самом деле не произошло никакого насилия. Кроме того, существуют более изощренные и зачастую бессознательные журналистские практики: использование существительных во множественном числе (если была опрокинута лодка, то сообщалось, что «были опрокинуты лодки») и метод, хорошо знакомый военным корреспондентам, – дважды сообщать об одном и том же инциденте, чтобы он выглядел как два разных происшествия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология