Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

«Каждый куратор музея постоянно находится в поиске такого невероятного культового объекта, удивительного артефакта, который не только сам по себе интересен, но и связан с одной из великих страниц американской истории. К сожалению, подобные артефакты – большая редкость, а некоторые из самых интересных историй оказываются вымышленными. Однако иногда вам удается отыскать самородок. Мне посчастливилось сделать невозможное и получить в руки невероятную историю, связанную с американским бизнесом, политическими переменами, революцией в экономике и общественным влиянием. Это было действительно круто!» (10)

Беда в том, что сам Лаффер в свое время отрекся от истории с салфеткой. Он написал:

«Моя единственная претензия к версии истории Ванниски касается того факта, что в том ресторане использовались тканевые салфетки, а моя мать с детства приучила меня не портить красивые вещи. Ну, это моя история, и я не собираюсь от нее отступать» (11).

Лаффер был честен в своих воспоминаниях, но его честность не могла повлиять на историю, которая была слишком хороша, чтобы от нее можно было отказаться.

Вирусные иллюстрации

Почему история с салфеткой получила такое широкое распространение? Хорошо написанная байка способствовала этому лишь отчасти. После того как история Ванниски получила широкую огласку, Лаффер заявил, что с трудом помнит описанное событие, произошедшее четырьмя годами ранее (12). Но Ванниски был журналистом, и у него было все, что необходимо для написания добротной истории. Главная идея, как представил ее Ванниски, действительно эффектна.

Может показаться абсурдным вывод о том, что такой элемент истории, как график на салфетке, способствовал столь широкому ее распространению. Но есть достаточно научных доказательств того, что необычные визуальные стимулы хорошо запоминаются и могут помочь сделать нарратив «культовым». Дело не в том, что все помнят о салфетке в этой истории. Скорее всего, такая маленькая деталь, как график, нарисованный на салфетке, могла привести в самом начале распространения нарратива к превышению скорости заражения над скоростью забывания.

Кривая Лаффера является воплощением достаточно понятной для широких масс идеи экономической эффективности. Ванниски предположил, не обладая при этом никакой соответствующей информацией, что мы находимся на неэффективной стороне кривой Лаффера. Рисунок кривой Лаффера показывал, что снижение налогов приведет к невиданному росту национального дохода. Для большинства людей, склонных к количественному анализу, не знакомых с экономикой, такое объяснение неэффективности было просто шокирующей концепцией, достаточно заразной, чтобы стать вирусной. Даже несмотря на то, что экономисты возражали против того, что Соединенные Штаты в действительности находятся на неэффективной нисходящей стороне кривой Лаффера (13). Однако возможны ситуации, когда кривая Лаффера предлагает важные политические ориентиры, особенно в отношении налогов на прибыль корпораций. Небольшая страна, предлагающая ставку налога на прибыль корпораций ниже, чем в других странах, может таким образом подтолкнуть компании к переносу своих штаб-квартир к себе и тем самым увеличить объем поступлений от данного налога (14). Но объективный анализ не годился для создания эффектной истории, которая могла бы сдержать эпидемию кривой Лаффера и соотнесения ее с налогами на доходы физических лиц. Чтобы рассказать историю действительно хорошо, необходима была сцена в модном ресторане с участием влиятельных людей из Вашингтона и салфеткой.

В конце концов, история с салфеткой с кривой Лаффера, возможно, стала вирусной из-за ощущения безотлагательности необходимых действий и озарения, переданного этой историей. Идея была настолько поразительной, настолько важной, что профессор экономики сделал в модном ресторане нечто неуместное, чтобы правительственные чиновники прочувствовали всю ее гениальность.

В конечном счете сильные визуальные образы истории помогли ей превратиться из рядовой экономической байки в то, что запомнилось людям надолго. Визуальная составляющая истории с салфеткой, вероятно, снизила скорость, с которой люди забывают нарратив, и это дало возможность эпидемии распространиться на большую часть населения. Это урок для тех, кто хочет, чтобы их истории стали вирусными: чтобы аудитория запомнила историю, ей нужно предложить яркие визуальные образы. В Древнем Риме сенатор Цицерон выступал за использование подобной стратегии, цитируя слова поэта Симонида:

«Симонид, или какой-то иной создатель этого искусства, мудро отметил, что наиболее прочно оседают в наших головах те вещи, которые сообщаются нам и запечатлеваются нами с помощью органов чувств; из них наиболее острым является зрение; и, соответственно, то, что мы услышали или осмыслили, легче всего сохраняется в наших головах, если наш внутренний глаз также отображает это в нашем воображении» (15).