Нарциссы (СИ)

- Да, дорогая, поругай меня еще! Меня это заводит.

Юля закатила глаза, что значило: «Он неисправим».

- Смотри тут, веди себя хорошо, пока меня не будет. А то мне даже страшно оставлять Марину с таким извращенцем.

- Не волнуйся, любовь моя, я не стану тебе изменять! - Саша приложил руку к сердцу, наглядно показывая искренность своих чувств.

Юля усмехнулась. «Ну как можно долго злиться на этого дебила?».

Она все еще улыбалась, когда спускалась по лестнице. Улыбалась, когда открывала дверь подъезда и выходила навстречу холоду. Она думала, что, возможно, зря не взяла Сашу с собой. Его компания могла бы уберечь ее от одного глупого и бесполезного поступка, зреющего в подсознании. Юля не только Сашу убеждала, что сегодня у нее много работы, она убеждала в этом саму себя. Она выдумывала повод, чтобы не взять Сашу с собой. Чтобы он не помешал ей сходить кое-куда.

Юля шагала по присыпанному снегом асфальту мимо немых многоэтажек глухого двора, и улыбка уже не украшала ее лицо. Юля больше не думала о Саше, и уличный холод проникал в ее душу. Она шла торопливым шагом, стараясь не поднимать головы на мертвый город. Ей хотелось как можно скорее преодолеть это расстояние от дома до оранжереи и забыться, погрузившись в аромат любимых нарциссов. А потом… Нет. Она не станет этого делать. Или все же станет?

Юля знала, что станет. Она знала себя. Если подумать, то за эти годы она не очень-то изменилась. По-прежнему готова совершать поступки, о которых потом можно долго сожалеть, поступки без смысла и логики. Математика так ничему ее и не научила, Юля по-прежнему была импульсивной и в чем-то безумной, хотя иногда ей казалось, что то юношеское безумие исчезло вместе с коконом, заполняющим когда-то ее грудную клетку. Теперь там снова царила пустота, так откуда же взяться очередному приступу сумасшествия?

В оранжерее Юля немного пришла в себя. Монотонная работа, копание в земле, поливка, любование результатами ее работы — прекрасными, совершенными цветами, - все это дало ей кратковременное облегчение. Она работала два часа, и когда все было закончено, Юля застыла у запотевшего окна, рассматривая пролетающие снежинки. Стекло снова и снова покрывалось паром от ее дыхания, а Юля вновь и вновь протирала его кончиками пальцев.

В оранжерее было тихо, и в этой тишине ее мысли плодились и вызревали. Но Юля знала, что плод, зреющий в ее душе, гнилой. Он гнилой с самого начала. Он может выглядеть привлекательно, но стоит только надкусить, как внутренняя чернота откроется глазу.

Но соблазн попробовать был слишком велик. А Юля никогда не умела противиться соблазну. Если она чего-то хотела, она это делала, даже если в этом не было логики, даже если это было аморально, даже если это могло ранить чьи-то чувства. Юля всегда была такой, она теряла контроль, если желаемое маячило на горизонте.

Виктор Валентинович. Он исчез вместе с этим безумным миром, но после него остались его вещи. Осталась его квартира. И эта квартира была открытой. Она ждала Юлю, приглашала ее. Квартира могла показать ей желаемое — клочки его жизни, которую он вел без нее.

Столько лет Юля почти не думала о нем, но теперь… Столько лет она вытравляла его из памяти, как вытравляют химикатами растительных вредителей. Почему теперь все ее чувства, все воспоминания выбрались на волю и хлынули потоком, будто вода из прорвавшейся плотины?

Постоянно что-то напоминает о нем. То случайное упоминание «Магии простых чисел», то Марина, рассказывающая с восхищением о своем учителе математики, так подозрительно на него похожем.

За столько лет Юля ни разу его не встретила. Хотя никогда специально не избегала дороги рядом с его домом или с университетом. Но теперь оказалось, что в университете он давно не работает…

Юля вздрогнула от внезапной догадки.

А что если на той квартире он тоже больше не живет?

И это стало последним аргументом, толкнувшим Юлю на очередной безумный поступок в ее жизни. Не сомневаясь больше ни секунды, она схватила сумку и побежала, на бегу заматывая шарф.

Виктор Валентинович жил довольно далеко от оранжереи, и пешком по такой погоде до его дома можно было добраться не раньше, чем через час. Юля решила поторопиться, чтобы успеть до темноты. Не хватало только, чтобы Саша ее хватился и, чего доброго, собрался встретить. Как бы Юля объяснила ему, что ее нет в оранжерее?

От мыслей об этом Юля еще ускорила шаг. Выбежала на улицу.

Что же я делаю, Господи? Я совсем чокнулась.

Саша сказал, что прошлое умерло. И того Виктора Валентиновича, который был ей так дорог, уже нет. Но Юля хотела видеть его, хотя бы на фотографиях. Быть может, если она пролистает его семейный альбом, где на фото он счастливо улыбается вместе с женой, быть может, тогда это отпустит?

Виктор Валентинович не мог просто так взять и испариться. Не мог умереть.

Для меня он никогда не умрет.