Нарушай правила

– Отец узнал в прошлый уикенд, – говорит Вик. – Один ассистент тренера связан с отцом по бизнесу, вот и рассказал ему эту новость. Дитер тоже знает. Мы просто ждали, чтобы он тебе сам сказал, а не мы.

Не знаю, хорошие они после этого друзья или плохие. В данное время я не доверяю никому и ничему. Вернувшись домой, нахожу отца в гостиной перед телевизором.

– Пап, мне надо поговорить с тобой о футбольном лагере.

Он уменьшает громкость.

– В чем дело?

– Помнишь, мы с Лэндоном должны были ехать вместе на его машине, но теперь планы поменялись. Он едет один. Мне ехать не с кем, а моя машина просто не доедет, вот я и подумала, что ты мог бы отвезти меня на своей или одолжить мне ее.

Я так надеюсь, что он посочувствует мне и поможет.

– Нет, не могу. У меня работа. Найди, с кем из друзей можно поехать, или вообще не езди. – Он снова прибавляет громкость. – Мне и так слишком дорого приходится платить за обучение, и всего-то за одну неделю. Я бы с удовольствием получил деньги назад.

– Но я хочу поехать. – Мне необходимо поехать.

Он поднимает руки.

– Тогда разбирайся сама. Ты же знаешь, я считаю поездку в Техас в надежде быть замеченной университетскими футбольными агентами бессмысленной потерей времени. Если думаешь, что тебя заметят и предложат стипендию, ты глубоко ошибаешься. Они девчонок не набирают.

– Кэйти Кэлхаун взяли. И она девчонка.

– Кэйти Кэлхаун, скорее всего, расшибется или получит травму в первом же сезоне. Попомни мое слово, – говорит он.

Я звоню Монике, но у нее летняя школа, и она не может ехать. Звоню Бри, но ее актерское агентство только что пригласило ее на съемки короткометражного фильма, которые будут проходить летом в Чикаго, так что она тоже отпадает. Трею нужно работать – копить деньги на колледж, Джет должен остаться дома – помочь отцу с открытием нового ресторана, а отец Виктора вообще пригрозил, что откажется от него, если тот уедет из города. В общем, пока полная безнадега.

Четыре дня спустя, когда я по-прежнему ищу способ добраться до футбольного лагеря, в дверь моей комнаты стучат.

– Это я, Дерек. Открой.

Из-за двери на меня смотрит очень недовольный тинейджер.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Ты.

– Что со мной?

Он разводит руками:

– С тобой стало неинтересно. Куда делась девчонка, которая насмехалась над моими смузи и называла меня бандитом? Куда делась девчонка, которая, оказавшись со мной в одной постели, зевнула, когда я снял рубашку?

– Я в постели с тобой не была. Я раны обрабатывала.

– Нет, ну в самом деле, как же так: ведь у нас сложился определенный распорядок, а ты вдруг нарушаешь правила. Ну зачем тебе это?

– Ты злишься из-за того, что мы не спорим и не ругаемся? – уточняю я, теряясь в догадках, почему его волнует, окажу я ему толику внимания или нет. Мы почти все время спорим, ну и что? Бри всю неделю возле него крутилась, пока я ходила как в воду опущенная.

– Ты хоть знаешь, что я всю неделю гуляю с твоим проклятым псом и что каждую ночь он спит у меня? Эштин, кроме шуток, даю на отсечение левое яйцо, ты даже не заметишь, если я переименую его в Дюка.

– Левое яйцо? – переспрашиваю я. – А почему не правое? Никогда не слышала, чтобы парни клялись правым яйцом, а всегда только левым. Это почему?

– Потому что все парни знают: правое яйцо доминирующее, так что клясться левым безопаснее. Ты лучше не меняй тему, а отвечай на мой вопрос.

Ничего более смешного я в жизни не слышала. Хоть я и стараюсь не показать, что меня это веселит, мне не удается подавить смешок.

– Ты правда считаешь правое яйцо доминирующим? Шутишь ведь, да?

На его лице ни тени улыбки.

– Отвечай на мой вопрос.

Я развожу руками:

– Дерек, оставь меня в покое. Может же у меня быть плохое настроение?

– По какому поводу?

Ты. Футбол. Все остальное. Я хочу рассказать ему правду, но вместо этого выдаю:

– Не твоего ума дело!

– Ну хорошо. Уже несколько дней, как вы с Лэндоном расстались, – говорит он взволнованным, недовольным голосом. – Брось переживать, надоело уже.

– А как насчет того, чтобы мне бросить переживать, когда ты прочитаешь письмо от бабушки. – Вот ему, пусть отстанет и переключится на что-то еще. Дерек разворачивается на сто восемьдесят градусов и спускается по лестнице. Я за ним. – Дерек, не думай, что легко отделаешься. Ты хотел, чтобы я веселила тебя, отвлекая от мыслей о письме. Но тебя и самого гложет, что ты его не читал, так ведь?

– Не-а, ни капельки, – говорит он. – Я совершенно не думаю ни о письме, ни о бабушке.

– Врешь. Ты хочешь задачу не из легких – так вперед, я ее перед тобой поставила.

По дороге в свою комнату Дерек чуть не спотыкается о Фалькора.

– Не заводи речь ни о бабушке, ни о ее письме – это запретная тема. Серьезно, Эштин, я не хочу об этом говорить. Ты даже не представляешь, на что способна эта женщина.

– Почему ты так боишься старушку?

– Я не боюсь. – Он старается обратить все в шутку, но меня не проведешь.

– По твоему поведению видно: боишься. Де-рек, она хочет, чтобы ты приехал повидаться с ней, пока она жива. Тебе надо поехать. Она признает свои ошибки.