Нарушенная клятва

— Она добрая, — просто говорит Рэйлан. — Она всегда заставляла нас чувствовать, что мы самые важные в мире. Но она также заставляла нас работать, так что это было хорошо для нас. Если мы бросали работу, не доделав ее до конца… это был единственный способ по-настоящему разозлить ее.

Я хочу спросить и об отце Рэйлана, но из комментариев, которые он сделал мимоходом, я знаю, что его отец умер. Не думаю, что это правильно, говорить о нем. Тем более, что Рэйлан не упоминал ничего конкретного. Я не знаю, были ли они близки или далеки друг от друга, и что его убило.

— Как тебе ранчо? — спрашиваю я.

— Зависит от обстоятельств. Ты любишь лошадей? — говорит Рэйлан.

— Я никогда в жизни не трогала лошадей, — признаюсь я. — Я даже никогда не видела их вблизи. Наверное, это делает меня городским жителем или кем там еще.

— Салагой, — говорит Рэйлан, ухмыляясь. — Или неженкой.

— Не знаю, нравится ли мне что-нибудь из этого.

— Тогда, может быть, просто девушка, которая любит Чикаго, — говорит Рэйлан.

Мы сели в машину и вернулись ко мне, прежде чем я успела это осознать. Рэйлан рассказывает мне истории о ранчо. С ним легко говорить, а еще легче слушать.

Пока мы болтаем, Рэйлан начинает готовить, и, несмотря на то, что я ненавижу готовить, он уговаривает меня нарезать для него морковь.

— Я в этом деле дерьмо, — предупреждаю я его.

— Это потому, что ты неправильно держишь нож.

Он подходит ко мне сзади и кладет свои руки поверх моих. Его руки слегка шершавые и очень теплые.

— Нужно направлять лезвие вот так, — говорит он, показывая мне, как держать поварской нож, чтобы он резал морковь равномерными дисками.

От Рэйлана приятно пахнет, не дорогим одеколоном, как от Джоша. Просто мылом, стиральным порошком и чистым хлопком. В нем есть что-то естественное, что мне нравится. Он не наносит средства на волосы, они мягкие и беспорядочно уложенные. Он редко бреется, и у него мозоли на руках. Но все это кажется мне экзотикой по сравнению с загорелыми и ухоженными мужчинами, с которыми я обычно встречаюсь. Рэйлан мужественен по-другому, ему наплевать на свою одежду, машину и социальный статус.

Как обычно, когда я замечаю в нем что-то привлекательное, я чувствую желание отстраниться.

— Я поняла, — говорю я, беря нож в свои руки.

— Хорошо, — Рэйлан возвращается к обжариванию мяса, хорошо приправленного солью, перцем, луком и чесноком.

Он готовит нам пасту с томатным соусом, сделанным с нуля. Когда он это делает, все выглядит не так уж сложно, хотя я сомневаюсь, что смогу повторить хоть что-то из этого. Но это чертовски вкусно. Правильное сочетание насыщенного, острого, терпкого и ароматного.

— Кто научил тебя готовить? — спрашиваю я его.

— Все, — отвечает он. — Мой дедушка, бабушка, мама, папа, люди, которых я встречал в своих путешествиях… Это универсальный язык. Все любят вкусную еду. Ты можешь сблизиться с любым человеком за хорошей едой.

Думаю, это правда. Даже мы с Рэйланом, кажется, ладим, когда едим вместе.

Рэйлан, наверное, ладит со всеми.

Когда я впервые встретила его, то подумала, что он типичный самоуверенный солдат. Но на самом деле у него очень успокаивающий характер. Он знает, когда нужно говорить, а когда нет. Когда нужно просто помолчать. Он не всегда пытается наполнить воздух чепухой.

После ужина мы выходим на балкон, пристроенный к моей гостиной. Мы смотрим на огни города, другие высотки, каждая со своими отдельными световыми коробочками, представляющими офисы и квартиры, в каждой из которых живет какой-то другой человек, живущий своей жизнью. Потоки машин на дорогах внизу одинаковы, каждая из них везет человека в свой пункт назначения. Для них то, что они делают, является самым важным делом в мире. Для нас же это просто еще один свет, плывущий по дороге, такой же, как и все остальные.

Обычно эта мысль заставляет меня чувствовать себя изолированной и незначительной. Но сегодня я думаю, что большинство из этих людей, вероятно, идут домой к кому-то, может быть, чтобы приготовить пасту или посмотреть фильм. И даже если эти занятия обыденны, они мирные и счастливые.

— Ты часто видишься со своей младшей сестрой? — спросил меня Рэйлан ни с того ни с сего.

— Нессой?

— Да.

— Вообще-то, да, — говорю я ему. — Я встречаюсь с ней за обедом. Иногда я хожу посмотреть, над чем она работает в своей танцевальной студии, она хореограф.

— Данте рассказал мне, что случилось с ее мужем, с польской мафией.

Несса познакомилась с Миколашем, когда он ее похитил. В то время у нас был конфликт с польской мафией. В результате того, что я сначала приняла за стокгольмский синдром, Несса и Миколаш прониклись друг к другу чувствами. Он отпустил ее, что чуть не стоило ему контроля над своими людьми и собственной жизни. Несса вернулась к нему, и они поженились.

— Знаешь, что смешно? — говорю я Рэйлану.

— Что?

— Мне вообще-то нравится Мико.

Рэйлан смеется.

— Правда?

— Да. То есть, не пойми меня неправильно — он напряженный. Но он умный и безжалостный, и предан Нессе.

— А какая Несса? — спрашивает меня Рэйлан.