Нарушенная заповедь

– Да нет же у нас школы, – попыталась вставить слово Таня, – была когда-то, а потом закрыли.

– А хотя бы и была – все равно не пошел бы, – сказала, как отрезала, Марковна. – Не царское это дело. Ты меня слушай!

– А Мария? – вдруг вмешалась в разговор Ася. – С ней что случилось?

«Ну наконец-то, – обрадовалась Кристина, – а то я тут распинаюсь, а она молчит, будто язык к зубам примерз».

– Мария-то? Как банкира посадили, дом стоял пустой. Потом банкир вроде как написал, чтобы Мария дом на продажу выставила. Стали они с Таней его в порядок приводить. А тут у нас шоу какую-то стали снимать три года тому назад. Понаехало народу всякого – видимо-невидимо. И тебе спортсмены, и артисты, и звезды, значит, всякие. А Марии-то банкир, уж не знаю, за какие заслуги, крест подарил и серьги драгоценные. Так она их нет, чтобы спрятать подальше, нацепила и да-авай носить и в хвост, и в гриву.

Кристина почувствовала, как напряглась Асина рука, касающаяся ее бока.

– Вот за это и поплатилась, – продолжала тем временем разговорчивая старушка. – Пришла Таня утром помочь убираться, а Мария лежит мертвая, а драгоценностей-то и нету. Вот так. Милиция вроде искала, да как ты найдешь, когда столько народу по округе шарит? Ну, ничего! – Марковна погрозила кому-то кулаком. – Банкир вернется из тюрьмы, он мигом убийцу сыщет!

– А скоро он вернется? – спросила Кристина.

Марковна повернула лицо к Тане и уставилась на нее тяжелым взглядом.

Обращенная к бабусе щека медленно залилась румянцем. Старушка держала паузу, словно актриса в ключевой сцене.

– Что вы на меня смотрите? – наконец не выдержала Таня. – Почем я знаю?

– Как это почем! А кто письма ему в тюрьму писал?

– Да не писала я писем! Одно письмо. Мария сама меня просила, если что случится с ней, написать ему. И адрес дала. Вот я и написала. Что, нельзя?

– Если один раз написала, чего тогда краснеешь? Думаешь, приедет и женится на тебе? Дура ты, Таня, дура! На денежки позарилась! – Марковна укоризненно покачала головой и зашипела, словно рассерженная гусыня: – А ну, давай, рассказывай, а не то я тебя так ославлю, все село будет вслед улюлюкать! Ни один мужик не взглянет в твою сторону.

– Да чего рассказывать? – зло огрызнулась Таня. – Написала я ему, как, значит, Мария-покойница просила. А он в ответ попросил узнать – где сын его находится. А я-то откуда знаю? А весной сын и объявился. В магазин наш сельский стал заезжать. Приехал из-за границы, поступил учиться в Банковскую академию в Рослани. Я отцу-то и написала, мол, так и так, сынок учится. Вот и вся переписка.

– Вся, да не вся! Подсказывает мне сердце, что еще он тебе писал.

– Да это не сердце подсказывает, а почтальонша, зараза, сплетни распускает!

– А хотя бы и так! Два письма было от банкира, два! – и Марковна торжествующе подняла два сморщенных пальца.

– Да просто сказал «спасибо» и пообещал, как вернется, отблагодарить меня за помощь, вот и все.

– А когда вернется? Может, вернулся уже? – спросила Кристина.

– Может, и вернулся, как раз этой зимой и должен вернуться, – ответила Таня.

– Коли вернулся, Паша бы знал, – Марковна снова кивнула на водителя и громогласно спросила: – Паша, ты случаем банкира не видел, вернулся он или нет?

– Банкира не видел, а сынка его регулярно вижу. Он на выходные домой приезжает на серебристом «Опеле», – не отрываясь от дороги, прокричал водитель.

– Ну и чудненько! – Марковна радостно потерла ладошки. – Сейчас Паша людей в Лесном высадит и вас аккурат до порога дома довезет, если, конечно, там кто есть. А нет – доставит в Рослань. Пойдет?

Кристине хотелось совсем другого. Зачем тащиться смотреть заброшенный дом, если дело и так можно считать решенным? Бабуля из страшного дома мертва, а значит, вполне можно с помощью той же Марковны убедить Асю в том, что ее жизни ничего не угрожает. А вместо того, чтобы трястись в насквозь промерзшем автобусе, а потом искать в незнакомом городе крышу над головой, можно напроситься на ночлег к кому-нибудь в поселке. Конечно, в городе комфортнее, но в селе, если повезет, можно поесть чего-нибудь вкусненького. Голодное воображение тут же нарисовало тарелку с рассыпчатой отварной картошкой, подсолнечное масло и, самое главное, – бутылек с соленьями. Пахнущий сырым погребом запылившийся трехлитровый бутылек, где в объятьях резных листьев хрена ждут своего часа пупырчатые огурцы и отливают лунным светом дольки чеснока.

– С вас пятьсот рублей, – заметив колебания собеседницы, поспешила назвать цену Марковна. – Годится? Только без сдачи желательно.

Кристина рассеянно кивнула.

– Так давай деньги-то, давай сюда! – Марковна нетерпеливо потрясла у Аси перед носом протянутой ладонью.

Кристина, так и не придя ни к какому решению, вытащила из кармана несколько сложенных пополам купюр.

– Вон он едет, сынок банкирский, – прервал процесс передачи денег водитель.

Автомобиль уже обогнал автобус и теперь резво бежал впереди, отсвечивая знаком «70» на заднем стекле.