Нарушенное Бусидо (СИ)

— Я надеюсь с тобой все хорошо… — голос к нее был хриплым и сорванным, когда она ещё больше залилась рыданиями, пуская слезы градом чистых капель. Ее руки быстро, но скомкано убирали с глаз воду, будто она боялась показаться кому-то в таком виде, однако, это было не так. Эстель не боялась показать себя Казухе, она верила, что парень не отвернется от нее, какой бы она не стала. Девушка верила в него, его чувства, доказанные не один раз за их отношения.

«Мужчина не должен бояться слез его женщины, они должен их предотвратить или исправить.» — слова ее отца, что поразили сознание, весьма метко и точно, заставляя ее задрожать.

Хотя, если ты плачешь за самого мужчину, вопрос становится двояким. Ее маленькое сердце быстро билось, разбивая ребра изнутри, чтобы сломать их в дребезг, заставляя ее рыдать пуще прежнего. Девушка убрала руки от лица, прижимая их к своему телу, пока ноги удачно собирались на сиденье стула. Она скрутилась, словно котенок такой маленький и беззащитный, полностью потерянный в этой жизни, таком большом необъятном для нее мире. Маленькая и слабая — такой она была всегда, но в такие моменты, когда она оставалась одна, зная, что ничего не может сделать, что никому не поможет, что она бесполезная, ощущения были все намного сильнее. Губы Эстель дрожали, отблескивая в последнем сияние свечи, когда она резко потухла. На мгновение, ей показалось, что вместе с этой свечой что-то внутри нее так же перестало сиять. Опустело и создало новую прожжённую дыру. Она была глубже самой бездны, что так безлико и в тенях обнимала людей за руки, тянула в себя, заставляя всех утопать в вальсе смерти.

Девушка прикрыла свои глаза, в надежде убрать надоедливое жжение, что преследовало ее несколько дней подряд. На ее устах отразилась кривая, болезненная усмешка, когда Эстель громко шмыгнула носом. Запах гнили. Снова запах прогнившей мертвой плоти ударил в нос, заставляя голову кружиться, пока девушка стиснула зубы. С новым ударом грома в сердце повисло некое ощущение страха. Он пускал свои тонкие нити по ее телу, отравляя разум беспорядочными мыслями. Ее сознание разбавлялось, становилось более хрупким и сломанным. Она терялась в окружении и происходящем, явно расплавляясь, как сыр на сковороде, что погибал под давлением температур. Ох, как она боится горячего, что столько раз обжигало ее тело.

Руки до побеления сжали собственные плечи, оставляя на светлой и тонкой коже яркие, алые пятна, но сейчас… Эстель резко перестала ощущать боль, словно ее поменяли и вместо особой чувствительности, она стала мертвецом. Полностью мертвое тело и сознательный разум, красивая кукла, которая только и может пытаться жить, в ожидании спасения. Отчасти ее можно было назвать таковой, ведь девушка уже теряла любую тягу к жизни, она и не думала, что будет так зависима от кого-либо.

— Казуха… Возвращайся поскорее… Я скучаю… — Эстель и сама не знала, зачем это говорит, возможно, в алых глазах ещё оставалась надежда, такая лёгкая и светлая надежда, которая горела, как мягкий свет, донесшийся из рая. Медленно тлеющий огонек в зимнюю ночь в глубоком лесу. Такой призрачный и далёкий, но ещё теплый. Совсем маленький лучик, который легко мог погаснуть, стоило грому снова ударить с небес на землю, но он не бил, словно уверяя ее в том, что все не так плохо. Давал толики жизни и надежды. Она заворачивалась в ее душе, проникая ещё глубже, словно там и правда что-то было, но пустота…

Эстель поджала губы, открывая глаза, что смотрели в пол, когда она трясущимися ногами постаралась ступить на пол. Это получилось, но вот встать… Могла ли она встать, с таким то слабым телом, которое дрожало? Так или иначе, девушка оперлась об стол руками, оказывая какое-никакое давление. С трудом, но встать у нее все же получилось, хотя она практически упала на пол. Выдох сошел с уст, когда она улыбнулась самой себе. Это была улыбка боли, явно призванная развеять грусть и поднять ее же настроение, но это стало хуже, и она все же решила готовить, когда…

Дверь со скрипом распахнулась, медленно открываясь, когда удары молнии поразили землю. Яркий малиново-синий свет залил дом, окрашивая стены и мебель в такие оттенки, когда девушка медленно обернулась, глядя, как на входе замерла фигура. Уже по одеянию и тени Эстель могла понять кто это. Ее глаза широко распахнулись, когда, словно для большего убеждения ее ещё мутного разума, молния снова ударила в землю, подсвечивая ореол вокруг юноши, ее любимого и единственного — Казухи. Он стоял, держась рукой за бок и часто дыша, пока опирался на дверной косяк. Явно раненый и побитый, но живой. Живой! А уж раны она ему исцелит.