Нарушенные клятвы

Я улыбаюсь, мышцы моего лица напряжены. Однажды я прочитала, что получение всего, чего ты хочешь в мире, — худшее, что может с тобой случиться. В то время я подумала, что это была попытка какого-то счастливого болвана заставить остальных из нас чувствовать себя лучше. Теперь, я думаю, это худшее, что может со мной случиться — это иметь все, что я хотела, но я вынуждена уехать.

— Я не могу, Ник.

Мускул на его челюсти дергается, выдавая раздражение.

— Почему нет?

— Это…. слишком большие деньги.

— У меня много денег.

Я наполовину смеюсь, наполовину вздыхаю.

— Я знаю.

— Не все они грязные. У меня есть недвижимость, клубы и…

— Дело и не в том, как ты их заработал, — говорю я ему. — Я имею в виду, да, ты знаешь, что это беспокоит меня. Но я не могу взять у тебя столько денег, Ник. Я просто… не могу.

Он раздражён.

— Ты забираешь машину и квартиру.

— Для Лео. Так я буду водить его в школу, на игры и прогулки. И там он будет жить. Я знаю, что бы ты ни организовал, это лучше, чем я могла бы найти сама, и я не слишком горда, чтобы признать это. Но школа… это было бы для меня. В этом есть разница.

— Я не платил алименты на ребенка восемь лет. Тебе приходилось со всем справляться. Это не гребаная подачка, Лайла.

Я вздыхаю.

— Я подумаю об этом.

Он изучает меня несколько секунд, затем кивает и выпрямляется.

— Спокойной ночи.

У меня открывается рот.

Останься, — вертится у меня на кончике языка.

Я не хочу оставаться одна прямо сейчас. В частности, я хочу быть с ним. Я хочу секса, объятий и той близости, которую я когда-либо испытывала только с Ником.

Это наша последняя ночь. Мой последний шанс.

— Спокойной ночи.

Он слегка улыбается.

— Дай мне знать, если захочешь еще вина.

Я вижу это так ясно — на что было бы похоже остаться здесь. Насколько это было бы просто. Но потом я слышу звон оружия, падающего на пол в квартире Дмитрия. Я испытываю ужас оттого, что меня привязали к дивану, а рядом со мной мой сын.

Я не хочу снова оказаться в такой ситуации. Я никогда не хочу, чтобы Лео снова оказался в такой ситуации.

И я не хочу, чтобы Нику когда-либо снова пришлось делать этот выбор. Он был готов умереть, чтобы спасти нас, и я не уверена, что смогла бы пережить, если бы он это сделал. Я бы лежала на полу в позе эмбриона, разваливаясь на части.

Ник уехал из Филадельфии девять лет назад, чтобы защитить меня.

Это я ухожу, чтобы защитить его. И Лео.

— Я собираюсь собрать вещи и лечь спать.

Его полуулыбка быстро гаснет, как только я произношу слово «собрать».

— Звучит заманчиво, — говорит он.

Затем он уходит.

ГЛАВА 31

НИК

Бьянки звонит в пять утра, я сижу в своем кабинете, потягивая водку.

Я так и не заснул. В глазах пересохло, но я не устал.

Какое-то время я думал, что есть шанс, что Лайла может появиться. Надеялся, что она может появиться так же, как в ту первую ночь, когда мы переспали. Но я знаю, что это к лучшему. Отпустить ее и так будет достаточно тяжело. Мне не нужно ещё больше воспоминаний.

— Что?

— Ты проснулся. Превосходно.

Я вздыхаю.

— В чем дело, Бьянки? Я кое-чем занят.

Наступает пауза.

— У вас с Каллаханом есть соглашение?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Бьянки хихикает.

— Конечно. Знаешь, это большое достижение. Ирландцы известны своим темпераментом. Твой старик гордился бы тобой.

— Еще раз повторяю, я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Прекрасно. Мне нужно, чтобы ты позвонил ирландцам и поговорил с ними по душам. Уверен, в впервые за целую вечность.

— И зачем мне это делать?

— Мое одолжение, Морозов. Или ты не держишь свое слово?

Я стискиваю зубы.

— Держу. Это деликатная ситуация, уверен, ты понимаешь.

— Конечно. — Я слышу, как он улыбается. — Послушай, мой брат в Дублине.

— По делу?

— Нет. Он был там, навещал друга. Ввязался в стычку в пабе и…

— Они поняли, кто он такой, — заканчиваю я.

— Да.

— Скорее всего, это тебе дорого обойдется.

— Это не такая уж большая услуга.

Я сжимаю челюсть. Чертовски больно, спасибо рукоятке пистолета Дмитрия. Кожа не порвалась, но я чувствую, как образуется чертовски сильный синяк.

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Хорошо. — Лука вешает трубку раньше, чем я успеваю, что раздражает и предсказуемо.

Выбор времени либо ужасен, либо случаен — не могу решить. Меня здесь не будет, когда Лайла и Лео уедут.

Откладывая множество телефонных звонков, которые мне нужно сделать, я смотрю в окно, пока не встает солнце. Большая часть снега растаяла. Мы приближаемся к концу марта, так что, возможно, эта зима заканчивается.

Я никогда не замечал, насколько пуста территория. Там нет ничего, кроме открытой местности до линии деревьев и забора. Я уверен, что мой отец считал это идеальным местом для обеспечения безопасности. Но я думаю, что это также один из многих символов того, что он никогда не беспокоился о том, чтобы в этом поместье он чувствовал себя как дома. Расти здесь было все равно что в школе-интернате. У меня было расписание и я проводил больше времени с персоналом, чем с семьей.

Когда я захожу в столовую, проведя час на телефоне, договариваясь, Лео уже там, жует хлопья.

— Привет, пап.

— Привет, приятель. Ты хорошо себя чувствуешь?