На разворошенной автомобильной аптечке лежала девочка-подросток со связанными руками и ногами. Рот у нее был заклеен скотчем, и она пыталась что-то сообщить своим бессвязным энергичным мычанием.
Большое везение, что она вовремя посещала лора и не страдала проблемами с дыханием через нос. В противном случае нас в багажнике поджидал бы труп.
Я освободила девочку, осторожно сдирая запутавшийся в ее волосах и намокший от слез скотч.
Она посмотрела на меня так, словно я только что перед ней порешила всю ее семью, а теперь явилась и за ней.
— Кто вы?! Что вам от меня нужно?! — жалобно залепетала она с явной мольбой в голосе.
Я помогла ей выбраться, хоть безбилетная пассажирка вначале дичилась протянутой ей руки.
— У меня тоже много вопросов, — поделилась я, — например, что ты делала в багажнике? И кажется, я знаю, кто может утолить наше любопытство. Да, дружок? — Я многозначительно подмигнула Клаусу.
Он побледнел и медленно покачал головой.
— Я ничего не помню, — упрямо повторил парень.
Мне захотелось отвесить ему подзатыльник.
— Я тоже, — вдруг сказала незнакомка.
Я отвезла своих забывчивых спутников в ближайший поселок, где нам удалось отыскать скромный общепит, чтобы укрепить силы и немного разобраться в ситуации.
Возвращаться в особняк, где нас определенно поджидал неприятный разговор с Игнатом, не остановившись на общей версии произошедшего, было настоящим самоубийством.
Однако, чтобы прийти к общей версии, для начала необходимо было хоть немного понять, что произошло; во что вляпался Клаус, кто были его агрессивные друзья и откуда взялась Олеся. Так нам представилась девочка.
Из недолгого общения с ней, по пути в населенный пункт, я сделала вывод, что она совсем не относилась к разряду тех девиц, которых Клаус недавно приглашал в поместье. По правде говоря, она вообще не напоминала человека, который мог ввязаться в какую-то мутную историю — скромная одежда, очки, длинные растрепанные косы, — вполне себе школьница-отличница, мамина гордость и любительница бабушкиных пирожков. Голосок у нее был тихий, слегка запинающийся, а щеки мгновенно заливались румянцем.
Представить ее в компании Клауса вообще было сложной задачкой, тем более пассажиркой багажника его вычурного транспортного средства.
Бедняжка была настолько расстроена, испугана и смущена, что даже неспособна была вспомнить номер своих родителей, чтобы сообщить им о своем местонахождении.
И пока мы сидели в кафе, она чиркала на бумажке цифры и все время тяжело вздыхала.
Клаус наслаждался борщом, который, видимо, мог испробовать только на забытой отчизне, да и вообще ситуацией — он наконец-то покинул пределы особняка и вырвался во внешний мир, пусть и при таких запутанных обстоятельствах.
Он бросал на Олесю заинтересованные взгляды, явно испытывая к ней зачатки симпатии.
Мне было страшно подумать о том, каким кобелем он вырастет, если сейчас уже был таким падким на противоположный пол.
Что это у нас? Отсутствие роли матери в его воспитании? Попытки восполнить недостаток любви из детства?
Давай, Женечка, ты же у нас с недавних пор специалист в подростковой психологии.
Чтобы отвлечься от неприятного внутреннего диалога, я решила все-таки заняться более насущными проблемами.
— Не могу сосредоточиться, — всплеснула руками Олеся, в очередной раз перечеркивая цифры на бумаге.
Перед ней на столе остывал нетронутый обед, из которого она не обделила вниманием только яблочный компот.
— Давай мы выйдем, а ты подумаешь? — предложила я, с намеком посмотрев на Клауса.
Парень тут же напрягся и нехотя последовал за мной на улицу.
— Прояснилось что-то? — требовательно начала я.
Нервы шалили, и я извлекла из кармана куртки пачку сигарет.
Клаус с завистью посмотрел, как я закуриваю, и медленно покачал головой.
— Жаль, — хмыкнула я, — потому что для меня ситуация очевидна.
— Да? — заинтересовался парень.
— Ты отлично спланировал этот спектакль, — медленно сообщила я, — вероятно, тебе приходится постоянно прибегать к услугам пластических хирургов, чтобы поправить выросший от вранья нос. Только ее ты зачем втянул?
Клаус вдруг взорвался: он был так раздражен, что у него даже вены на лбу вздулись, а без того жуткие от недосыпа глаза лихорадочно засверкали.
Он рванулся в мою сторону, словно собирался ударить.
— Послушай, ты… — начал он, но его устрашающая интонация мало меня впечатлила, — не смей обвинять меня во лжи! Я правда ничего не помню и не знаю, откуда взялась Олеся… Я не собираюсь тебе ничего доказывать! Да кто ты такая вообще?!
Я закатила глаза, давая ему понять, что не собираюсь в ответ на этот вопрос пересказывать ему всю свою биографию.
— Тебе и не придется мне ничего доказывать, — возразила я, — будешь разбираться с Игнатом и своим папашей. Я не нанималась быть твоей нянькой или убирать за тобой устроенный бардак.
— Что?! — взвизгнул Клаус. — Ты собираешься рассказать Игнату?!
— А ты думал, я с тобой вместе буду ломать комедию? — вопросом на вопрос откликнулась я. — С меня хватит. Пусть с тобой разбирается твоя… родня. — Я почему-то долго не могла подобрать подходящее слово.