Мальчик выглядел напряженным, явно готовясь к неприятному разговору, но старался не подавать виду. Его, напротив, раздражало буйство жизни вокруг — мелкие насекомые почему-то выбрали именно его своей добычей и навязчиво крутились вокруг, заставляя его взбрыкивать и отмахиваться.
Это он еще не проводил летние вечера выше по течению реки, не знает, что такое плотное облако из комаров и все эти бесчисленные ползучие твари, прячущиеся в высокой траве с одной лишь коварной целью — заползти в оставленную без присмотра обувь. Поди не привык к подобному: в его «заграницах» даже комары летают по правилам и кусаются только в специально отведенных для того местах.
Я невольно представила себе Клауса, выбирающегося из своей краснокирпичной общаги, построенной во времена Генриха Пятого, на игру в гольф, плотно окруженного кольцом из массивных дядек-телохранителей, чтобы отстреливать от него мух и слепней.
— Ну… я думал, ты что-то выясняла, — неуверенно начал он. Я почесала переносицу и поблагодарила свежий воздух за то, что прекрасно избавил меня от утомительной мигрени. — Ты же куда-то ездила…
— Может, я домой ездила по делам, — перебила я и коварно улыбнулась, но ситуация действительно была неприятная, и шутки тут были не к месту. — Ладно, да, — все-таки согласилась я, — я кое-что выясняла…
— И как? — с надеждой протянул мальчишка.
— Давай с тобой кое о чем договоримся, — решила я сразу задать правила нашей дальнейшей беседы, чтобы сделать ее максимально полезной для себя и нелегкого дела, которым мне приходилось заниматься с момента обнаружения Клауса. — Сначала ты расскажешь мне абсолютно все, что помнишь о той ночи, а потом я расскажу тебе все, что узнала.
Клаусу не очень понравилось такое предложение, что легко было прочитать по его надувшимся губам и помрачневшей физиономии, но особых альтернатив у него не было. Сейчас он был вынужден играть по моим правилам, потому что сам был заинтересован в том, чтобы восстановить события той ночи. И вероятно, не для себя.
Я догадывалась, что причина кроется в той самой несчастной девочке из багажника, которая прочно засела у него в голове. Выводы об этом я сделала, когда рылась в его телефоне. Остальные моменты, когда Клаус по обычной своей привычке таскался везде со своим сотовым, как астматик с ингалятором, и на экране его дисплея постоянно высвечивались новые сообщения от Олеси М., только подтверждали мои догадки.
Он неудобно поерзал на лавочке и покрутил тот самый злосчастный телефон в пальцах. Вероятно, в эту минуту он или пытался что-то вспомнить, или раздумывал, стоит ли ему откровенно говорить со мной и раскрывать свои карты.
— Хорошо, — наконец-то выдал он и замолчал.
А я-то ждала, что он сейчас вывалит на меня честную исповедь с момента, когда решился накормить меня транквилизаторами. Святая наивность! Придется вытягивать из него каждый бит информации.
— Давай начнем по порядку, — пришлось мне брать дело в свои руки, — ты запланировал сбежать, подсыпал мне снотворное, забрал ключи от «Лексуса» и… куда ты поехал?
От моих слов Клаус густо покраснел. Все-таки одно дело обмануть человека разговорами и подмешать ему в еду какие-то препараты, другое дело откровенно говорить об этом злодеянии со своей жертвой. И конечно, перерывать чужие вещи — тоже довольно нелицеприятное занятие, которое вряд ли захочется с кем-то обсуждать. Опять же, особенно с тем, чье имущество ты бесстыдно перевернул вверх дном.
Что же, это определенное достижение — у нашего капризного маленького принца имеется склонность к простому человеческому стыду. Или чему-то, отдаленно его напоминающему. В любом случае, это уже прогресс.
— Да, я сделал это, — зачем-то пробубнил Клаус, словно я была его обвинителем в суде и требовала от него не реконструкции событий, а признания перед злобно настроенной аудиторией жужжавших вокруг нас кузнечиков и других насекомых.
— Ну, сделал, — устало подтвердила я и попыталась направить мальчишку: — А дальше? Куда ты поехал? Ты же явно уже имел планы на вечер…
— Да, — заторможенно кивнул Клаус, — я поехал на закрытую дискотеку…
Он ждал, что я скажу что-нибудь в духе: «как безответственно посещать массовые скопления людей, тем более незаконные, во время распространения пандемии»; но я этого не сделала. Это было слишком очевидно, и меня мало интересовало его раскаяние, куда больше подробности, которых не было.
— И?
— Перечислять все, что я там делал? — нервно выпалил мальчик и показал свой дурной нрав. — Я не обязан.
— Ладно, это неважно, — сжалилась я, — но что было потом?
— Потом я не помню, — взвыл Клаус, — я тебе говорил уже не раз. Никаких воспоминаний! Потом я уже очнулся и позвонил тебе, а рядом валялся труп…
Вот тут-то мое терпение и лопнуло, как огромный мыльный пузырь. Я готова была слушать версию Клауса и даже идти ему навстречу, но в очередной раз натолкнулась на очередную наглую ложь, произнесенную все с тем же невинно-страдальческим выражением лица, с которым Клаус убеждал меня, что ничего не помнит.