Нарушитель спокойствия

Он так никогда и не «исправился» должным образом – чаша сия его миновала, – но и «выметаться» откуда-либо ему не пришлось, если не брать в расчет отчисление из Йеля. В разных ситуациях всегда находился какой-нибудь компромиссный вариант, и Уайлдер неизменно выбирал его. И вот сейчас, когда монотонно грохочущий поезд углублялся в тоннель под Центральным вокзалом, когда не было других занятий, кроме созерцания физиономий попутчиков (сплошь и рядом типажи Бельвю), он понял, что старый учитель латыни был прав: он вырос натуральным эскапистом и останется таковым до конца своих дней.

Но к тому времени, как двери поезда выпустили его на станции близ дома Памелы, он сумел освободиться от мрачных мыслей. Этот вечер не был предназначен для мучительных самокопаний.

– Привет, – сказала она. – Выпьешь?

– Не сегодня; сделаю паузу.

– Как?! Ты отказываешься от выпивки? Серьезно?

Да, он был серьезен. А все потому, что доктор Бринк сегодня его напугал, сказав напоследок:

– Вы много пьете, мистер Уайлдер, не так ли? Тогда имейте в виду: после приема вот этого… – он продемонстрировал один из рецептов, но Уайлдер почти сразу забыл, который именно, – я бы на вашем месте воздержался от выпивки. Это антипсихотик, и он совершенно несовместим с алкоголем. Запомните: совершенно несовместим.

– Сегодня был на приеме у нового доктора, – сообщил он, когда они вдвоем уютно расположились на голубых диванных подушках и ее голова пристроилась у него на груди.

– Да? И как он тебе?

– Весь в делах и заботах. Шутка сказать, он выкраивает время для приема пациентов между поездками в Южную Африку, в Китай, или куда там еще его черти заносят. Но впечатление в целом хорошее. Приятно иметь дело с таким доктором, который не заставляет тебя говорить и говорить без умолку. Ты даже не представляешь, насколько это приятно.

– Угу.

Что это, просто сонливость или же признак того, чего он опасался со времени госпитализации в больнице Элизабет Фэннинг: нарастающей усталости от разговоров о хрупком психическом здоровье Уайлдера? Спросить напрямую он не решился и предпочел сменить тему:

– А как прошел твой день?

– Да как обычно: все та же рутина в офисе, где Фрэнк Лейси целый день ко мне клеился. Боже, я начинаю презирать этого человека. Почему он меня просто не уволит, чтобы с этим покончить?

– Ты всегда можешь уйти сама.

– Нет, этого я не хочу. Работа все же неплохая, а искать новую – это жуткая морока. И потом, мой отец счастлив оттого, что я самостоятельно зарабатываю на жизнь. Да, Джон, чуть не забыла – сегодня звонил Джулиан.

– Он уже начал монтировать фильм?

– Нет, и насколько я поняла, он собирается отложить этот проект в долгий ящик. Нам надо будет на него надавить. Он, как всегда, спрашивал о тебе и пригласил нас обоих на вечеринку в его студии на следующей неделе. Само собой, там будут Джерри, Питер и еще многие из Марлоу. Ты не против?

– Конечно не против. Они славные ребятишки.

После этих его слов в комнате повисло долгое, все боле тягостное молчание, а потом она сказала:

– Знаешь что, Джон? Я не хочу, чтобы ты называл моих друзей ребятишками. Как-никак они взрослые люди. Вот скажи, тебе бы понравилось, если бы тебя называли пацанчиком в их возрасте, уже после армейской службы и прочего?

В конечном счете он согласился выпить с ней за компанию («Только сделай послабее», – добавил он в стиле Пола Борга), поскольку не видел других способов разбавить этот вечер хоть какой-то романтичностью. Более того, хоть он и боялся признаться в этом даже самому себе, выпивка казалась единственной гарантией от фиаско в постели. Что же такое с ним сегодня творилось?

– Боже, это было нечто, – сказала она после того, как оба довели себя до изнеможения. – Знаешь, Джон, я провела весь день в скучной конторе, ожидая этого. Именно этого.

– Да. Я тоже.

Однако он лежал, глядя в темноту – точно так же он мог бы лежать рядом с Дженис – и думая о том, как бы потихоньку принять еще порцию виски. «О, разумеется, очень слабую, доктор, я обещаю; самую слабую из всех вами виденных». Много ли будет от нее вреда в первую ночь, когда препараты еще только начали циркулировать в его крови?

– Милый, где ты? – позвала она. – Куда ты пошел? Тебе уже пора домой?

– Еще нет. Я сейчас к тебе вернусь.

В полумраке гостиной он прямиком направился к мерцающему отблесками огней домашнему бару, а оттуда на кухню за льдом.

– Ну же, тише… – говорил он себе, как мать, успокаивающая малыша. – Тише… тише… тише…

Вид на город из окна гостиной Памелы был великолепен, ничуть не уступая виду с террасы в ее офисе, и он наблюдал за играми света и тьмы, делая маленький глоток и выдох, маленький глоток и выдох. Он не спешил, растягивая процесс и сознавая его важность, ибо этот раз должен был стать последним.