Нарушитель спокойствия

– Просто я с ним однажды встречался. С автором.

– Да? И где?

– На собрании «АА». В свое время и у него были проблемы с алкоголем.

– Он произнес там речь?

– Нет, меня только ему представили, и все.

– Возможно, тебе эта книга понравится, Джон. Не хочу навязывать свое мнение.

Уайлдер был тронут ее верой в то, что он сможет осилить целую книгу и даже получить от этого удовольствие.

– Нет, – сказал он, – вряд ли я за нее возьмусь. Сказать по правде, мне не очень-то понравился ее автор.

– Тогда не стоит. У тебя всегда было особое чутье на людей. Наверно, это одна из причин твоих успехов в рекламном деле.

– Не уверен. То, чем я зарабатываю на жизнь, по силам почти каждому.

– Почему ты все время прибедняешься? Лично я считаю эту работу очень сложной, а ты один из лучших в своей профессии.

Она поднялась с пола и выключила весь свет, кроме гирлянды цветных лампочек на елке, заполнивших комнату мягким розоватым сиянием. Потом с ногами уселась на диван и спросила:

– Как тебе елка?

– Прекрасно, – сказал он, садясь рядом. – Сейчас она выглядит прекрасно.

Затем, помявшись, как стеснительный юнец, добавил:

– В Рождество ты всегда все делаешь правильно, Дженис.

– Хочешь, включу радио и поймаю рождественскую музыку?

– Нет, и так все хорошо. Давай просто… посидим.

И Уайлдер не успел опомниться, как они оказались в объятиях друг друга. Последовавшее за этим кувыркание на диване со вздохами и стонами было бы больше под стать парочке очумелых тинейджеров.

– …Ох, Джон, – сказала она, сопровождаемая Уайлдером в ванную, – это было так долго.

– Не очень-то и долго; просто так кажется.

– Я не о том. Так долго пришлось ждать, чтобы мы с тобой снова… по-настоящему… ох, Джон.

В минуты секса с женой он вспомнил о Памеле лишь мельком и почти сразу выкинул ее из головы. С этим было покончено. Он возвращался на круги своя.

Дженис называла это «нашим вторым медовым месяцем» (хотя Уайлдер морщился, если она в тот момент на него не смотрела), и продолжалось это всю зиму и значительную часть весны. То, что он все еще мог заниматься с ней любовью не просто из чувства долга, само по себе оказалось приятным открытием, но этому сопутствовал и другой позитив: в их общении стало меньше пустословия – она уже не торопилась заполнить болтовней каждую паузу, – а чуть заметные перемены в ее поведении намекали на возросшую самооценку и некую новую умиротворенность.

Вновь наступило лето; близился его тридцать девятый день рождения.

Когда они отдыхали в своем загородном бунгало, на озерном плоту частенько резвились сразу три-четыре девчонки, чьи свежие молодые тела были для него источником каждодневных мук; а на кухонных полках не было ни единой бутылки спиртного, даже дешевого шерри, используемого для приправ.

– Я, пожалуй, после ужина съезжу в город, на собрание, – как-то раз сказал он жене, занятой лущением фасоли.

– Хорошо, – согласилась она. – Но ты с начала недели посетил уже три собрания. Разве этого не достаточно?

– В таких вещах мне самому виднее, достаточно или нет, – сказал он.

По прибытии в город он прямиком направился в «Билтмор» и пил там до полуночи, а потом переместился в нижний бар «Коммодора» – тот самый, откуда Пол Борг некогда увез его в клинику, – и там просидел до самого закрытия. Далее сил едва хватило на то, чтобы добраться до номера, который он снял в этом же отеле. Звонить Дженис он не стал, понимая, что его выдаст голос, и отложил вранье на следующий день: мол, забарахлила машина, ремонт в мастерской затянулся до утра, а будить ее звонком в столь поздний час он не стал. И она вроде поверила, хотя впоследствии его не раз посещала мысль, что их «второй медовый месяц» завершился именно в ту ночь.

Осенью ничего существенного не происходило вплоть до того дня в конце ноября, когда они с Джорджем Тейлором, возвращаясь в офис после обеда, увидели толпу перед витриной телемагазина. Некоторые женщины плакали, да и кое-кто из мужчин был готов пустить слезу, и вскоре стало ясно почему: президент был тяжело ранен выстрелом в голову. Телевизоры показывали толпы шокированных и скорбящих людей на улицах Далласа, а потом на экранах возник Уолтер Кронкайт, который трагическим тоном повторил последние новости.

– Пожалуй, мне лучше вернуться домой, Джордж.

– Правильно. Я тоже так сделаю.

К тому времени, как он прибыл домой, Кеннеди уже скончался.

– Это одно из самых ужасных событий в истории, – сказала Дженис, не отрывая взгляда от экрана. Ее глаза покраснели и часто моргали; она то и дело подносила к ним бумажную салфетку, а другой рукой обнимала Томми, которого раньше обычного отпустили из школы.

– Он был великим человеком и таким молодым. Его карьера только начиналась…

Если она еще не позвонила Полу Боргу, то скоро наверняка позвонит – ибо кто лучше Борга сможет разделить ее горе?

– …тяжелейшее потрясение для нации и для всего западного мира, – вещал Уолтер Кронкайт.

А Уайлдер все это время сидел в каком-то оцепенении, почти не издавая звуков и удивляясь самому себе.