Он действительно стал проводить больше времени дома, сообщив Дженис, что отныне будет посещать лишь два-три собрания «АА» еженедельно вместо прежних пяти. Теперь он реже виделся с Памелой, зато начал ощущать себя почти образцовым родителем. Дважды он раньше срока покидал контору, чтобы сходить с Томми на бейсбол (не так ли поступают все образцовые отцы?), а после матчей, потягивая пиво в какой-нибудь забегаловке рядом со стадионом, пытался вызвать сына на откровенный разговор.
– Как дела в летней школе, Томми?
– Не знаю, вроде ничего.
– Сможешь подтянуться в следующем учебном году?
– Не знаю.
Один раз он спросил его про психиатра: «Ты хорошо ладишь с доктором Голдманом?» – но тут же понял, что вторгается в сугубо личное пространство, и поспешил добавить: «Конечно, ты не обязан отвечать на этот вопрос, если не хочешь», а Томми только угрюмо жевал свой хот-дог да помалкивал.
– Он когда-нибудь говорил с тобой о психиатре? – позднее спросил он у Дженис.
– Ни слова. И я не знаю, хороший это признак или плохой. А ты как думаешь?
Встречи с Памелой два или три раза в неделю отличались от прежних: теперь у нее каждый раз было полно новостей, не имеющих никакого отношения к Уайлдеру.
– Сегодня я обедала с Честером Праттом, – сообщила она в один из вечеров. – Точнее, я договорилась пообедать с Джерри, а он привел Честера Пратта. Кстати, он очень мил, когда трезв.
– В самом деле?
– Джерри вел себя как кретин – впрочем, тебя это вряд ли удивит, – болтал без умолку, все время называя его Четом. Но когда Пратт вставлял фразу-другую, у него это получалось очень мило. Толково, остроумно и… да, очень
– Он уже взялся за новую книгу?
– Нет, и это печально. Он сказал, что сейчас ему не до сочинительства: слишком много накопилось долгов. Он должен своей бывшей жене, он просрочил уплату налогов и всякое такое. Так что он, стыдно сказать, вынужден искать работу.
– А что в этом стыдного? Большинство людей работают, чтобы прокормиться.
– Само собой. Я другое имела в виду – это стыдно потому, что он потрясающе талантлив. Но поскольку ты не читал его книгу, тебе этого не понять.
– Чтобы удержаться на постоянной работе, ему надо будет поменьше налегать на спиртное.
– Как это мелочно и глупо! Если он был пьян на вечеринке у Джулиана, это еще не значит… Кстати говоря, ты и сам много пьешь, однако все еще держишься на постоянной работе.
– А какого рода деятельность его интересует?
– Он сказал, что подумывает вернуться в рекламный бизнес – он занимался этим раньше – или найти работу в Голливуде. При этом ни то ни другое его нисколько не привлекает.
Но Честер Пратт не занялся ни тем ни другим. Две или три недели спустя Уайлдер сидел в приемной доктора Бринка, пролистывая последний номер «Ньюсуик», и наткнулся на следующую заметку в разделе «Перископ»:
После нескольких месяцев поисков подходящего человека у генерального прокурора наконец появился спичрайтер. Им стал 37-летний писатель Честер Пратт (автор романа «Сожгите свои города»), рекомендованный на эту должность гарвардским критиком Т. Дж. Уайтхедом, близким другом семейства Кеннеди.
– Да, я в курсе, – сказала Памела тем же вечером. – Джерри мне сообщил. По его словам, Пратт назвал себя единственным человеком в команде Кеннеди, работающим не за идею, а только ради денег.
То был первый из нескольких вечеров, когда она отказалась заниматься любовью – «Извини, Джон, сегодня я не в настроении», – а через неделю позвонила ему в офис и сказала, что неважно себя чувствует – «грипп или типа того» – и перезвонит, когда поправится.
Уайлдер предощущал назревающий разрыв, как горький привкус желчи во рту, и это ощущение присутствовало постоянно, пока он занимался текучкой в конторе или по вечерам изображал из себя примерного семьянина, без конца терзаясь одним и тем же вопросом: с какого момента все пошло не так? Оглядываясь назад, он теперь ясно видел, что их отношения уже не были прежними после его нервного срыва в Марлоу, – и чему тут было удивляться? Стоило ли ожидать, что нормальная здоровая девушка будет нянчиться с каким-то психически неуравновешенным типом?
Два-три раза он действительно посещал собрания «АА», а в остальные вечера слонялся по барам или сидел дома с Дженис, по мере сил стараясь поддерживать бесконечные разговоры об их сыне. Порой Томми ненадолго оживлялся, а однажды за ужином он так увлеченно – даже похохатывая – описал сценку из своего любимого комедийного шоу, что Дженис растрогалась и впоследствии сказала мужу:
– Я начинаю видеть свет в конце тоннеля, а ты?
Но уже следующим вечером тьма сгустилась вновь: летняя школа прислала первую выписку из табеля успеваемости, согласно которой Томми так и не смог осилить все ту же пару злополучных предметов.