Нарвское шоссе-2

  Идти по овражку было довольно тяжело, потому как он закончился у подсолнухового поля, я был и рад, и не рад. Как бы и хорошо, что уже не ломишься сквозь кусты и по грязи на дне, но и средь этих вот подсолнухов ты явно не в безопасности, и тебя могут увидеть, и от огня эти блюдца не закроют. Стали видны домики вдали, вот туда надо попробовать выйти и разузнать, где я и куда дальше идти. Шел я, пригнувшись на ходу, а перед концом поля даже и пополз. Грязновато было, хотя я после марша и ползания раньше тоже не блистал чистотой и опрятностью в одежде. Но не зря ползал, ибо мне из положения лежа было видно подъехавшую группу немецких велосипедистов, а им с и драндулетов меня- нет. В итоге они меня опередили и сами явились в эту деревеньку или хутор, потому как я не стал глядеть, сколько там хат, а отполз подальше и пошел по дуге в обход. Вроде как получается- я опять на разведку напоролся, потому как велосипедисты разведкой в пехоте служили. Уж не знаю, как они на своих железных конях вне дорог катались, но по дороге они проедут. Значит, надо уходить подальше от дороги. А что еще может быть тут? Конная разведка еще может явиться, и эти, наверное, и через поля почесать могут. Верхом я только в детстве ездил, два метра от забора и и до забора, так что откуда мне знать, можно ли скакать по полям на коне. В кино вроде скачут и по полям, и в лесу, не пугаясь встречи с сучками и ветками, но мало ли чего в кино показывают.

  Но пока я нашел укрытое место, полежал там и отдохнул. Большого привала так и не было, а вместо него увлекательная гонка наперегонки с истребителем и пулеметом. Вот теперь и во всем теле чугун образовался. А пока ноги отдыхают и сухарь хрустит на зубах, надо и подумать, куда дальше деваться. Но умного ничего в голову не приходило по причине слабой ориентации на местности. Не сильно было понятно и где можно найти своих. С точки зрения самосохранения надо уходить подальше от дороги. Свои тоже должны быть тоже вне дороги, потому как с дороги их немцы явно сбросят. Но чем дальше от дороги, тем выше вероятность влезть куда- то не туда. Здесь как бы не Белоруссия и не Любаньские болота, о тем не менее болот хватает. Ополченцы говорили, что вокруг города к началу войну сто гектаров болот было осушено, но много чего надо делать и после победы. А уже в дивизии говорили и про то, что на Полтавщине, оказывается, тоже торф добывают. Поменьше, чем в Синявино, но все же.

  Интересная здесь земля- в районе улицы Театральной болота и озеро осушать пришлось, а совсем недалеко Песчаная гора, неспроста прозванная именно так. А чуть в сторону- и гранитные выходы найдутся. Чернозем, песок, болото с торфом и гранит- и все это в одном городе. Выбирай, чего надобно. Лесов бы только побольше, чтобы можно было спокойно идти параллельно дороге... Так я помечтал и пошел, пытаясь отклониться вправо от дороги, но не заблудиться, и, пройдя с километр, наткнулся на умирающего бойца. Он лежал на краю поля и уже терял последние силы. Во мне своего еще узнал, через силу улыбнулся и попытался сказать. Только губы уже что- то слышное выговорить не могли. Шевелиться шевелились, а что он говорил- слышно не было. Потом он впал в забытье и минут через десять скончался. _____________

  Хотел перевязать его, расстегнул шинель, но...уже поздно. Должно быть кровотечение шло где- то внутри. Но тут в поле ему ничего не сделаешь, это уже работа для хирурга, и то если не поздно. Помереть-то человек может и на операционном столе, еще до того, как найдется место кровотечения. Так у бати случилось.

  А что с ним сейчас делать дальше? Похоронить? Ну да, можно, за полчаса или чуть больше я неглубокую могилу вырою. Да, кстати, а ка его зовут? Он мне, может, и говорил это, но только сил не было понятно сказать. Никаких документов- то и нет. Красноармейской книжки точно нет. И смертного пенала тоже. Да куда же они делись? Правда, в кармане лежало начатое письмо, видимо, к жене, но покойный отвлекся и успел написать только: 'Милая моя Сашенька! Вот я и наконец собрался написать тебе про мою' - на том письмо и заканчивалось. И вообще есть какое-то чувство: делалось тут что-то не такое. Нет у бойца ни мешка, ни противогазной сумки, никаких других вещей, кроме как подсумка с патронами. Да и тот не висит на ремне, а лежат рядом. Винтовка, правда, тоже тут.