Нас было трое

— Я поняла, что чувствовала к тебе. — Она складывает ладони вместе и закрывает ими лицо, чтобы перевести дух. Опускает руки и продолжает: — Ты был мне нужен, потому что всегда был недосягаем. Майкл… он был частью меня, и мне даже в голову не приходило, что он может куда-то деться — иначе бы я просто сошла с ума. А ты… ты всегда был ничьим. Люди наивны. Мы всегда гонимся за недоступным, думая, что это именно то, что нам нужно. Но это иллюзия.

— Я — не иллюзия, Элли! — Мне не хочется мириться с ее словами. — Посмотри, я здесь, и я по-прежнему люблю тебя. И считаю, что упустить тебя было не просто самой большой ошибкой в жизни, это было моей фатальной ошибкой, карой, моим горем. — Поднимаюсь с подушки. — Скажи мне в глаза, что ничего ко мне не испытываешь, и я отстану, клянусь.

Она кивает, будто поняла. Я слышу стук ее сердца. Вижу в ней ту девчонку, которой она была: озорной, черноглазой, смешливой. И мне хочется рыдать оттого, что не могу ее обнять.

— Ничего. — Элли качает головой. Она с таким трудом затягивает через нос воздух, что ее подбородок поднимается. — Ничего, Джимми. Я ничего к тебе не чувствую.

Наверное, я умираю. Поверить не могу, что услышал это. Что она смогла сказать это вслух. И Элли тоже, похоже, не верит тому, что сказала, потому что ее губы кривятся и дрожат.

— Неправда! — Кричу шепотом. — Неправда же, ну?! — Гляжу в ее лучезарные глаза и вижу там себя. — Скажи, что не любишь!

— Не люблю. — Мотает головой.

— Я не люблю тебя, Джимми! — Ору.

Она вздрагивает и застывает с открытым ртом. Так, словно ее ударили в живот.

— Нет. — Делает отчаянный вдох, не пуская на волю очередной всхлип. — Нет, я не люблю тебя, Джимми…

Мне хочется смеяться.

— Не любишь?

Наверное, я жалок.

— Не люблю. — И закрывает глаза, чтобы не смотреть на меня.

— Не любишь, Элли?

Она вцепляется напряженными пальцами в ворот собственной футболки и открывает глаза:

— Перестань.

— Не любишь? — Усмехаюсь я.

— Нет. — Пищит.

— Вранье! — Выкрикиваю. — Иди, проваливай. Ты не хочешь быть честной даже сама с собой! Вот и живи с ним. Давай, убирайся!

— Джимми, — она встает.

— Вали!

— Прекрати. Пожалуйста, выслушай меня. — просит, усаживаясь обратно.

— Тогда просто скажи мне честно! — Подаюсь вперед и обхватываю ее трясущиеся плечи.

— Отпусти. Ничего уже не изменить. — Испуганно. — Не нужно этого делать.

— Чушь!

— Джимми, перестань. — Отклоняется назад.

— Ты обо мне думаешь? Думаешь? — Встряхиваю ее. — Признайся, это ведь так, да? Потому что я думаю о тебе все время. Каждый чертов день!

— Думаю. Да! — Вспыхивает она, пытаясь вырваться. — Ну, и что? Это другое!

— Ни черта! — Притягиваю ее к себе, не боясь, что разойдутся швы на боку.

— Другое.

— Почему?

— Я уже говорила.

— Что? — Пытаюсь взглянуть ей в глаза. И когда, наконец, удается, произношу: — Что говорила? Что не любишь меня? Да ты лжешь самой себе!

— Отпусти, Джимми. — Просит тихо.

Втягивает голову в плечи.

— Отпущу. — Мы находимся так близко, что я не могу сопротивляться магии, которая тянет меня к ней. Мне хочется, ужасно, безумно хочется целовать ее губы, ласкать ее тело, быть в ней. И я выкрикиваю Элли прямо в лицо: — Отпущу, если ты поцелуешь меня и скажешь, что ничего не почувствовала!

— Нет. — Она сглатывает.

Смотрит на меня загнанным в угол зверьком.

— Последний поцелуй, Элли. — Кладу ладони на ее щеки и сжимаю. — И я исчезну из твоей жизни навсегда.

Ее движение назад не такое стремительное, как моё — к ее губам. Я успеваю первым. Притягиваю ее к себе и целую таким глубоким поцелуем, что мое сердце взвивается вверх и парит к небесам. Целую жадно, откровенно, грубо, так, что начинает кружиться голова. И замечаю, как она перестает сопротивляться, и больше не ударяет меня по плечам. Ее руки безвольно опускаются, а губы начинают несмело оживать под моим давлением.

С ума схожу. Зверею от ее запаха. Башню сносит от вкуса ее поцелуя, которого я никогда не забывал. Она не убегает, и я хочу больше. Пальцы путаются в ее волосах, впиваются в спину, скользят ниже, дергают край ее футболки и тянут вверх. Хочу содрать с нее всю одежду, чтобы не мешала мне любить мою Элли.

Мою.

Только мою.

Майкл

Я наблюдаю за этой сценой через приоткрытую дверь. Забыл бумажник — так банально. Вошел в дом, прошел в гостиную и остановился, услышав голоса. «И я исчезну из твоей жизни навсегда» — на этих словах меня покачивает из стороны в сторону, потому что я вижу, как она подается назад, а он загребает ее своими лапами в охапку, прижимает к себе и вгрызается губами в ее губы.

Элли пытается вырваться, колотит его ладонями по плечам, упирается обеими руками, но ничего не выходит. А потом ее руки… сдаются. Такое простое движение, но оно нарушает мое и без того шаткое равновесие — мне приходится резко вдохнуть воздуха, чтобы удержаться в вертикальном положении. Тело накрывает сначала волной ледяного холода, а затем обжигает огнем, потому что внутри закипает настоящий вулкан.