Нас называли ночными ведьмами

Я смотрю, как текут по оконному стеклу струйки воды. Ветер бросает капли в окно, и они дробно стучат, словно бегут наперегонки. И снова тихо.

Стукнулся о стекло большой черный жук. И он мокрый. Посидел на подоконнике, подвигал рогами и свалился. Куда-то в траву. От ветра.

Грустно. Хочется всплакнуть. Просто так. Чуть-чуть. Потому что осень и беспомощно клонится к забору вишня…

Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Закрываю глаза. И думаю – ни о чем. Тоскливо-тоскливо на душе.

А дождь льет и льет. И дробно стучат в окно капли, стекая прозрачными струйками. Кажется, что плачет вся природа.

И полетов, наверное, не будет…

* * *

Вспоминает Раиса Аронова:

«Когда в сентябре была прорвана „Голубая линия“, двинулся вперед и наш полк. Мы прилетели в станицу Курчанскую, которая выглядела жалко: почти все дома разрушены, деревья либо сожжены, либо вырублены, кругом следы опустошения. Нас предупредили, чтобы мы были крайне осторожны и ходили только по указанным дорожкам: вся земля густо начинена минами. Саперы до нашего прилета сумели расчистить только часть площадки, предназначенной для аэродрома. Кругом пестрели деревянные дощечки с грозным предупреждением: „Заминировано!“ Говорили, что в станице обнаружено много мин-сюрпризов и мин замедленного действия с часовым механизмом. „Голубая линия“ продолжала огрызаться.

Для меня станица Курчанская памятна тем, что над ней в первый же свой боевой вылет в качестве летчика я попала в прожекторы. Этого момента я ждала с тревогой, зная о том, что летчик в лучах может потерять пространственную ориентацию.

Когда зловещий голубоватый луч осветил мой самолет, я по старой штурманской привычке попыталась было глянуть вниз, чтобы определить, в какую сторону уходить. Твердый голос Лиды Лошмановой призвал меня к порядку:

– Рая, смотри только на приборы.

Я подавила в себе сомнение в силах молодого штурмана (Лида Лошманова начала летать сравнительно недавно), приказала себе: „Спокойно, не суетись!“ – и стала послушно выполнять ее команды. Подключились еще несколько прожекторов, начался обстрел. Мне стало ясно, что плавными, аккуратными разворотами не вырваться из огня. Убрала газ, дала левую ногу – резко, до отказа, ручку – вправо до борта, и мы со свистом понеслись к земле. Излюбленный прием Кати Пискаревой (моего прежнего летчика) помог мне: потеряв в одно мгновение метров четыреста высоты, мы провалились в спасительную тьму…»

* * *

Прорвана «Голубая линия», которую немцы удерживали полгода. Она тянулась от Темрюка на Азовском море до Новороссийска на Черном. В октябре 1943 года советские войска полностью освободили Таманский полуостров. Нашему 46-му гвардейскому полку, который воевал здесь все это время, было присвоено наименование Таманского. В этом районе от вражеской зенитной артиллерии и ночных истребителей погибли 11 наших летчиц.

Мы стали летать через Керченский пролив и бомбить врага в Крыму. В первых полетах мы испытали «психическое воздействие» со стороны немцев. При звуке приближающегося самолета включались десятки прожекторов и стояли неподвижно, направив лучи в небе строго вертикально. Лес прожекторов. Ни один не шелохнется. Вообще-то, сначала действовало: на своих маленьких По-2 мы лезли вверх, повыше… Набрав высоту, бомбили цель на планировании, обходя лучи прожекторов.

Вскоре «психическая обработка» прекратилась. Нас стали встречать зенитным огнем. И прожекторы ловили. Просто. Без выкрутасов.

* * *

В сентябре-октябре 1943 года мы бомбили немецкие войска, отступающие с Тамани в Крым. Надо сказать, что им как-то удалось перебросить значительную часть своих сил через Керченский пролив. И мы это сразу почувствовали: весь Керченский полуостров был напичкан прожекторами и зенитками.

Полк наш перелетает все ближе к Крыму. Мы ходим по земле, которую еще вчера называли территорией, занятой противником, и живем в домиках, где еще вчера жили немецкие солдаты. Это они построили деревянные нары, на которых мы спим. Во дворе дома, как рассказывает хозяйка, стояли зенитки, и, конечно, эти зенитки стреляли по нашим самолетам.

Помню, однажды, когда мой По-2 пролетал над станицей Курчанской, прямо перед самолетом брызнул вверх пучок трассирующих пуль. Домой пришлось тянуть на барахлящем моторе…

Уходя из станицы, немцы заминировали дома. Мины с часовым механизмом. Их еще не успели обезвредить, и мы соблюдаем осторожность: на наших глазах взорвалась столовая для техсостава. К счастью, жертв не было. Здесь, в Курчанской, мы не задерживаемся.

…Вот он, Крым! Здесь пока еще враг. Сверху видно: темный выступ Керченского полуострова с неровной линией берега четко выделяется на фоне моря. Он лежит за проливом, распластавшись, как шкура большого зверя. Неподвижный, молчаливый…

Самолет медленно ползет по небу. Скорость – сто двадцать километров в час. Ночная темнота настолько сгустилась, что мне хочется протянуть руку из кабины и потрогать эту черную стену…