Нас называли ночными ведьмами

Наконец самолет в безопасности, весь опутан тросами, закреплен на месте. От стоянки до обрывистого берега всего несколько шагов. Клава спохватилась: нет Хиваз.

– Хиваз, где ты?

Она нашла ее в сторонке. Согнувшись, Хиваз сидела на пустом ящике из-под бомб и плакала.

– Очень ноги болят… Не выдержала… Сейчас пройдет…

Вместе они отправились домой. Порывы ветра сбивали с ног. Рядом стонало, бушевало море. И казалось, что это на высоком берегу стонут бедные По-2…

* * *

Катерлез – один из укрепленных районов немцев под Керчью. Отбомбившись по цели, штурман Саша Акимова перенесла свое внимание на прожекторы, пытаясь подсказать летчице Кате Пискаревой, куда от них уйти. Но Катя действовала по своей схеме: применила излюбленный свой прием – скольжение. Однако на этот раз самолет держали пять прожекторов и скольжение не помогло: По-2 так и остался в лучах.

– Возьми курс 50, с попутным ветром быстрее выйдем.

В этот момент трасса пуль крупнокалиберного пулемета полоснула по самолету, задев мотор, который захлебнулся, чихнул два раза и затих. Катя перешла на планирование. Саша напомнила:

– Высота 700 метров. Больше не скользи, а то и эту потеряем.

Прожекторы один за другим оставили самолет и переключились на другой По-2, который приближался к цели и еще не успел сбросить бомбы.

– Сколько минут до Жуковки? Дай точный курс, – попросила Катя.

У поселка Жуковка на побережье Керченского пролива была оборудована небольшая площадка, куда садились подбитые в Крыму самолеты. Там же дежурили два техника, которые могли произвести несложный ремонт.

– Держи 40. Лететь восемь минут или меньше: ветер попутный, сильный.

Самолет снижался. Попутный ветер помогал быстрее долететь до площадки. Обе всматривались в темные очертания берега.

– Дай красную ракету. Придется садиться с попутно-боковым.

Внизу немедленно включили посадочные огни. Катя заходила с явным промазом: сильный ветер мешал точно рассчитать посадку… Слева промчалось посадочное «Т», а высота еще есть. Она слегка подскользнула, наконец колеса коснулись земли – толчок… и самолет резко клюнул носом, уткнувшись мотором в какую-то траншею или яму. Обе сильно стукнулись лицом о приборную доску.

– Долетались, – почему-то радостно сказала Катя, трогая рассеченный лоб. – Ты как, а? Штурман!

В ответ Саша выплюнула на ладонь передний зуб. С трудом ворочая языком, произнесла:

– Н-ничего…

К ним уже бежали со старта…

* * *

Ночью немцы бомбили аэродром «братцев». Саша Громов был дежурным по полетам. Все, кто был на старте, бросились рассредотачивать самолеты. Бомбы падали, и дрожала земля от взрывов. После короткого перерыва – снова бомбежка. Ребята прятались в воронках.

Спасая самолеты, Саша бегал по полю и прыгнул в воронку слишком поздно: его ранило осколками. Ранило тяжело…

Всех пострадавших увезли в Краснодар, в госпиталь. На следующий день я полетела туда. На большом Краснодарском аэродроме я порулила в ту сторону, где стояли брезентовые палатки с красным крестом. Оказалось, раненые были еще здесь, в палатках.

У Саши было самое тяжелое ранение – в руку и поясницу. Он лежал на животе и не мог ни поворачиваться, ни даже шевелиться. Бледный, с огромными глазами, глубоко запавшими, он приподнял с подушки голову и попытался улыбнуться.

– Саша, как ты себя чувствуешь?.. Тебе очень больно?..

Я опустилась на колени, чтобы ему не нужно было поднимать голову.

– Ничего… Все будет в порядке.

Вопросы были глупые. И так было видно, что ему очень плохо. На лбу у него бисером выступили капельки пота. Мне хотелось плакать. Еще недавно мы с ним ходили по обрывистому берегу, радовались, что освобожден наш Киев. И вот он лежит неподвижно, сильный, большой Сашка, лежит с глубокой раной, совсем беспомощный… Я проглотила слезы, но губы мои задрожали, когда я хотела что-то произнести…

– Ты не смотри на меня… так… Сашка еще летать будет…

– Ну конечно будешь. Только выздоравливай…

Он прикрыл глаза. Я поцеловала его в холодный лоб:

– Я прилечу к тебе, Саша… Держись… До скорой встречи.

А через несколько дней он умер. От гангрены. Рана оказалась слишком глубокой: были повреждены внутренние органы.

– Был Сашка, и нет его… – повторял он, лежа на животе и глядя в окно на кусочек синего неба, где, он знал, ему уже никогда не бывать…

* * *

Первый морской десант на Керченский полуостров оказался неудачным. Поднялся шторм, и в открытое море унесло катера, тендеры, мотоботы, на которых плыли десантники. Мы получили задание – искать их в море. Азовское море разбито на квадраты. Воображаемые, конечно. И наши По-2 летают по квадратам.

Штурман Нина Реуцкая внимательно всматривается в море. Летим над самой водой – высота не больше тридцати метров. Для хорошего обзора надо бы повыше, но сверху, как огромный пресс, давят на самолет низкие свинцовые тучи, прижимая его к воде.

– Пора разворачиваться, – говорит штурман.

Теперь мы летим параллельно берегу, километрах в сорока от него. Сыро. Моросит мелкий дождь. Мы продрогли. А кругом бескрайнее серое море в мелких волнах, от которых рябит в глазах и кружится голова.