Я смотрю на однообразную поверхность моря и теряю представление о высоте. Мне вдруг кажется, что обычные небольшие волны – это огромные валы и что лечу я слишком высоко. Нужно бы спуститься ниже, но я знаю: ниже нельзя, потому что на самом деле мы летим низко. Стрелка высотомера колеблется где-то между цифрами 20 и 30.
В голову лезут глупые мысли: чуть отдать от себя ручку управления – и самолет нырнет в воду… Слышу неуверенный голос штурмана:
– Наташа, вон слева, похоже, что-то темнеет, видишь?
Мы летим к тому месту, где Нине что-то померещилось, – ничего. Волны, волны. Серое море, серое небо… А где-то они ведь есть, пропавшие тендеры. И там люди, без пищи, возможно, раненые.
Ищем упорно, настойчиво, день, два… Потом оказалось, что их прибило к берегу где-то далеко от того района, в котором мы искали. На тендерах было перебито управление. Среди десантников многие еще были живы.
Ноябрьскими ночами 1943 года летчицы полка бомбили вражеский укрепленный район под Керчью, помогая нашим десантникам удерживать небольшой плацдарм в Крыму.
Ира Себрова со штурманом Ниной Реуцкой возвращались с шестого полета. Близился рассвет и конец боевой работы. Однако на земле к самолету подошла командир полка Бершанская:
– Себрова, может быть, успеете до рассвета слетать еще раз? Армия просит нанести побольше ударов.
И снова – пролив, крымский берег, Керчь. Зенитки обрушили огонь на одинокий самолет, видимый на фоне бледного неба. По-2 успел отбомбиться, как вдруг заглох мотор – стреляли точно.
– Будем садиться, – как можно спокойнее сказала Ира.
– А куда… садиться? – спросила Нина упавшим голосом: она знала, что земля внизу вся изрыта, искромсана – траншеи, воронки…
Самолет неумолимо снижался. Ира держала курс на восток, старалась рассмотреть землю сквозь предутреннюю мглу. Последние метры… Колеса стукнулись о землю, и вдруг самолет резко развернулся и встал на нос: правое колесо попало в воронку. Девушки отделались ушибами.
Они увидели рядом подбитый танк, проволочные заграждения, разбитый истребитель. Откуда-то появились два солдата, показали направление к пристани, крикнули:
– Не задерживайтесь! Скоро бомбежка!
Переполненный катер был готов к отплытию. Девушек кое-как пристроили возле раненых. Под брезентом лежали убитые. Немцы методично бомбили Керченский пролив. Не успел катер проплыть и половину пути, как раздался гул – и весь пролив покрылся водяными столбами. Под грохот взрывов катер причалил, и все, кто был в состоянии, бежали, шли и даже ползли на берег, укрываясь в воронках. Пересидев бомбежку, Ира и Нина выбрались, отряхиваясь, и в ужасе замерли: на том месте, где еще недавно покачивался на воде катер, было пусто. Кто-то истерически кричал и лез в воду…
На попутной машине они добрались в полк, а вечером снова полетели на задание.
К концу войны Ира Себрова сделала 1004 боевых вылета, больше всех в полку.
Темная январская ночь, мутная и сырая, видимость отвратительная. В эту ночь наша артиллерия и авиация обеспечивают высадку морского десанта в Керчи. Задача самолетов По-2 – бомбить вражеские прожекторы и огневые точки на побережье, мешая им работать.
Едва долетаешь до Керченского пролива, как сразу попадаешь в мир огня: рвутся бомбы, бьет артиллерия, сыплют мины «катюши».
А бесстрашные десантники, ничем не защищенные, плывут через пролив на катерах, на каких-то неповоротливых лодчонках. Плывут прямо к пристани, в лоб. С берега их в упор освещали прожекторы, бьют по ним пулеметы, минометы. Катера отстреливаются и упорно плывут. Один за другим вспыхивают, выходят из строя, огонь пожирает людей. Жутко смотреть, как они горят.
Мы буквально висим над прожектерами, огневыми точками, бросая на них бомбы. А катера все ближе к берегу. Сейчас моряки будут прыгать в воду и высаживаться на берег, штурмом беря пристань. По вражеским позициям пробегает огненная волна: это дают последний залп наши «катюши».
В эту ночь морская пехота захватила часть города и соединилась с нашими войсками восточнее Керчи, где уже был небольшой плацдарм.
Моряки… Они проезжали через наш поселок, веселые, крепкие парни. Заходили к нам знакомиться.
– Сестрички, встретимся на той стороне, в Крыму, – говорили они, прощаясь, и махали бескозырками из машины.
А Володя, молодой, еще безусый паренек, весь в татуировке, никак не хотел уезжать: уж очень понравилась ему Нина, мой штурман. Он без конца говорил ей что-то, обещая написать письмо, а она только посмеивалась и торопила его:
– Иди, иди – вон машина твоя уходит! Догонять придется!
Володя шел к машине, оглядываясь, и все повторял:
– Там увидимся, на той стороне!
Сначала он говорил это убежденно, но чем ближе подходил к машине, тем неувереннее звучал его голос. Забравшись в кузов, он уже нерешительно спрашивал:
– Там, на той стороне, увидимся?
На следующий день от него пришло письмо. Передал его какой-то артиллерист проездом.
– «Братишки» шлют привет всем девчатам. Они готовятся к высадке, – сказал он.