Нас повенчали снежинки

За два дня до отъезда она сказала, что надо бы наконец прогуляться по городу. Они оделись и вышли из дома.

Вечерело, солнце тонуло в Сене, Нотр-Дам в лучах заката поражал своим величием; от какого-то пронзительного, щемящего чувства Маша прослезилась.

– Ты плачешь? – удивился Андрей. – Отчего?

– От счастья! – рассмеялась она сквозь слезы.

С тех самых дней Париж остался для них городом их любви.

Лувр, Версаль, путешествие на арендованном автомобиле в Прованс, Лазурный Берег – все это было через полгода, во второй приезд.

В следующем году они встретились в Риме, потом были Барселона, Афины, Венеция, Лондон, Нью-Йорк – у них с Андреем было много путешествий. Они встречались в разных городах мира несколько раз в году. Маша жила от встречи до встречи. Сейчас, годы спустя, она может листать эти дорогие сердцу воспоминания, как фотоальбом.

Их общее Рождество в Вене… Уносящийся ввысь собор Святого Стефана, снег, смеющееся лицо Андрея; красиво украшенные улицы, бесконечные кондитерские, запах кофе, пирожных и денег. «Щелкунчик» Гофмана, ожидание волшебства и чуда, легкая, радостная, как шампанское, музыка Штрауса в Венской опере – Маша с Андреем радовались как дети.

Впечатления, впечатления – за эти годы их накопилось так много…

Органная месса в немецком католическом соборе, и сердце как ласточка взлетает под самые своды («ты знаешь, Маруська, что ласточки не касаются земли, потому что им трудно взлетать?» – шепчет ей Андрей); Париж – город их радости, тот сумасшедший апрель с дождями, летящий Нотр-Дам и слезы в музее Орсэ перед картинами Ван Гога («Андрюша, он трагически прекрасен и несчастен!»), их долгие прогулки вдоль побережья где-нибудь у моря, в общей – на двоих – тишине.

Они могли часами просто молчать, понимая друг друга без слов. Тишина с Андреем была прекрасна. Осмысленна и наполнена. Современный человек ее боится (вдруг в этой тишине ненароком повстречаешься с самим собой, и что-нибудь такое о себе услышишь-узнаешь?!); еще меньше тишины в общении – встречаясь, люди предпочитают говорить-говорить, забалтывая пустоту; и редкое везение – найти человека, с которым тебе хорошо молчать. Маше с Андреем все было хорошо. Кроме как расставаться.

Спустя несколько лет – череды встреч и расставаний с Андреем, Маша поняла, что все ее дни, да что там – часы, секунды с Андреем наполнены до предела, а когда они разлучаются – ее жизнь превращается в поток монотонных, пустых дней, не заполненных ничем, кроме работы.

Но стоит им встретиться – жизнь бешено раскручивается, и она опять проживает предельно наполненные, пронзительные дни.

В разлуке с Андреем она действительно жила только работой. В это время их с Олегом брак скорее превратился в партнерство. С каких-то пор (Маша даже не уверена, что это совпало с эрой ее любви к Андрею) они с Олегом стали жить, что ли, в разные стороны, у нее – разрастающийся бизнес, новые проекты, творчество, у Олега – своя жизнь, не менее насыщенная. он создал политическую партию, стал депутатом, позже чиновником в правительстве. Впрочем, общий устоявшийся быт, общие привычки, общие знакомые – скрепляли грубым цементом их многолетнее партнерство.

Однажды Маша призналась Инне, что в их с Олегом браке нет любви. Инна пожала плечами:

– Тысячи людей так живут, и ничего! Даже не догадываются, что может быть иначе.

Маша вздохнула:

– Семья без любви это – ад.

– Хм… А что вообще есть брак? – усмехнулась Инна.

В то время Маша много думала о природе страсти. Сначала, в первый год их с Андреем связи, она, испытывая к нему настоящую страсть, какой никогда не знала к Олегу, уговаривала себя, что это – болезнь, временное помешательство, опасная химия, то есть то, что рано или поздно пройдет. Потом, спустя время, наблюдая за тем, как из этого огненного цветка страсти вырастает что-то большое, прекрасное, чистое и настоящее, Маша поняла, что чувство, которое она испытывает к Андрею, – любовь. Единственная и на всю жизнь. Ни больше, ни меньше. Она сама удивлялась – обычно бывает так, что страсть проходит и любовь улетучивается, а у нее с течением лет страсть стихала, а любовь и нежность к Андрею, напротив, разрастались, заполняя собой все. Она словно корнями проросла в Андрея, и это уже очень взрослое, зрелое, осознанное чувство.