Нас всех тошнит

Возьми любой спектакль Лепажа – и главной его темой окажется он сам, канадский мальчик. Делает он спектакль The Andersen Project – и на материале жизни и творчества Ханса Кристиана Андерсена разбирается с собственной сексуальностью, одновременно в одно лицо в этом же спектакле и играя; ставит «Гамлета/Коллаж» в Театре Наций и показывает себя же – человека, сошедшего с ума с концом космической эры; делает автобиографический спектакль «887» – ну, тут уже и так понятно. Он говорит: «Я всегда стараюсь найти равновесие между «историей» с маленькой буквы и «Историей» с большой буквы, поскольку одна отсылает к другой. Я хочу, чтобы зрители вошли в большую тему через маленькую дверь». Свои симпатии к путешествиям и синтезу культурного опыта Лепаж прямо переносит в театр: его спектакли неоднородны по стилю, даже в рамках одной работы могут быть совмещены ультраформализм и конвенциональный мимесис, архаика и актуальный китч. Робер Лепаж своими работами иллюстрирует главную мысль о современном театре, которую нужно постоянно держать у себя в голове: современный театр разный.

Герберт Фритч

Этот немецкий режиссёр сначала работал актёром в Фольксбюне у Франка Касторфа. Опыты в режиссуре он начал ещё в середине нулевых, но эти его ранние спектакли всем не нравились, не нравились они и Касторфу. Что называется, настоящий успех пришёл к нему после спектакля Murmel Murmel, поставленного в 2012 году по книге Дитера Рота, который можно посмотреть онлайн. На обсуждении видеопоказа спектакля Pfusch в Москве Фритч рассказывал историю появления этого спектакля. Он предложил Касторфу книгу художника Рота, на что худрук Фольксбюне отвечает, что он, конечно, знает эту книжку, но ему необходимо её перечитать. Здесь следует отметить, что книга Рота состоит из одного слова murmel, которое повторяется на протяжении почти 150 страниц и переводится как «мычание» или «невнятное бормотание». Фритч никак на это не реагирует, Касторф с драматургом ищут книгу – она вообще довольно редкая, – кое-как находят и после этого зовут Фритча на встречу в кабинет Касторфа. Режиссёр рассказывает, что у Касторфа были тонкие-тонкие губы, как обычно бывает перед тем, как он впадает в ярость, и что он сказал, что пьеса из шести букв – это невозможно. Когда Фритч ответил, что это, разумеется, возможно, Касторф сказал, что никогда не будет в Фольксбюне спектакля ради шутки. Драматург предложил Фритчу поставить «Похождения бравого солдата Швейка», а тот начал объяснять Касторфу, что это вообще не шутки, что эта книга – это музыка и поэзия одновременно. Так появился один из самых смешных спектаклей последнего десятилетия.

Поборники классики были бы удовлетворены: Фритч не изменил в авторском тексте ни слова, актёры полтора часа только и делают, что повторяют «Murmel Murmel». Как это растягивается на такое время? Безумным образом. В своей фирменной кислотно-цветной стилистике Фритч выстроил мобильные декорации, которые представляют собой несколько цветных плоскостей, расположенных друг за другом, которые то сжимаются, образуя узкие ворота, то расширяются до зеркала сцены. Перформеры – мужчины и женщины в серых костюмах, с причёсками, как у депутатш российского парламента, и с болезненным гримом на лице – показывают разнообразные пластические сцены: то выходят на сцену, как на подиум, по очереди, у переднего края выкрикивая «Murmel!» и занимая карикатурные позиции, то всё время падают друг за другом в оркестровую яму, то рушатся с шумом в боковые окна, то танцуют в балетных пачках. У Фритча туповатый карикатурный юмор и кривлянья доведены до гротеска; будучи помещены в контекст авангардного театра, они производят поразительное впечатление.

Ставит Фритч и по драматическим текстам, например «Физиков» Фридриха Дюрренматта, которых тоже можно посмотреть в Сети. Этот спектакль проходит в скособоченном кубе из мягкого кислотно-зелёного материала, всё это напоминает комнату в дурдоме для буйных. Собственно, действие пьесы и разворачивается в психиатрической больнице. Актёры ведут себя просто дико: появляются с колосников, выпрыгивают из-за стен, орут друг на друга, ползают по звериному. Вообще манера работы с перформерами в этом спектакле у Фритча очень анималистичная, когда появляется семья с детьми (на них всех грим, делающий их похожими на зомби), дети выглядят как маленькие дикие звери, которые потерялись. Полицейский появляется с огромной сигарой длиной в полруки, а когда чиркает зажигалкой, из неё вспыхивает пламя на полметра; за ним с железным ведром бегает помощник, похожий на Гитлера. Абсурда добавляют возрожденческие костюмы с гиперболизированно длинными рукавами (главную надсмотрщицу больницы в конце спускают за эти рукава из-под потолка), отсылающими к смирительной рубашке.