Рихтер так и сделал. Он сел на табуретку около стола, а мастер пошел по складу, держа в руке записную книжку и карандаш. Минут через двадцать он вернулся, сел рядом с Рихтером.
— Вот, господин Рихтер, вы изволили сердиться, дескать, чего там смотреть, снаряжение как снаряжение. А я вам скажу, что это замечательное снаряжение, такое могли сделать только в Германии. Вы должны гордиться им, а не ворчать. Не патриот вы, господин Рихтер.
— Ну-ну, — насупился ефрейтор.
— Верно говорю, господин Рихтер. Почему вы не на фронте? Ведь Севастополь теперь глубокий тыл, армия фюрера на Кавказе и у Волги…
Рихтер встал и зло бросил:
— Молчать, не твой голове разбирать!
— Напрасно сердитесь, Рихтер. Вы не должны забывать, что в моих жилах тоже течет арийская кровь.
— Ты просто старый дурак!
И Рихтер погрозил ему кулаком, повернулся и пошел к выходу. Савелий Иванович шел за ним, щуря глаза. Когда Рихтер закрыл склад, Глушецкий проговорил:
— Плохой замок. Надо, Рихтер, заменить его. Я бы повесил даже два.
— Обойдемся и этим. Ценностей нет на складе.
— А снаряжение?
— Кому оно понадобится…
— Партизанам, например.
— Сюда не сунутся. Тут охрана.
— Два солдата.
— Не два, а пять.
— Немного.
По дороге в контору Глушецкий сказал:
— А вы, господин Рихтер, недисциплинированный солдат: на складе запрещено курить, а вы курили. Я вот, к примеру, не курил там, а закурю только сейчас.
Рихтер зло покосился на Глушецкого, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Он бы с удовольствием стукнул этого настырного мастера, но — это все-таки мастер, а не простой рабочий: можно и на неприятность нарваться.
Глушецкий доложил Сильникову о виденном на складе, дал записку с перечнем того, чего еще не хватает для подъема кораблей.
— Не в комплекте прислали. Надо затребовать.
— Затребуем, — согласился Сильников, перебирая какие-то бумаги на столе.
В его голосе слышалось недовольство тем, что мастер сует нос не в свое дело.
Глушецкий пошел в цех и до конца рабочего времени не выходил оттуда.
Ночью склад сгорел.
Когда утром Глушецкий пришел на верфь, то застал там полный беспорядок: рабочие толпились без дела, около конторы галдели солдаты и офицеры. Глушецкий подошел к Рихтеру и, горестно качая головой, сказал:
— Ай-яй, какая беда! Сомнений нет, это натворили партизаны. А где же солдаты были? Спали, наверное, сукины сыны! Затаскают нас теперь по допросам. — Наклонившись, Глушецкий уже тихо проговорил: — Я не скажу, что вы курили на складе. Из уважения к вам. Могло ведь загореться от окурка. Там кругом ветошь валяется.
Рихтер сразу изменился в лице. Незаметно сжав мастеру локоть, сказал:
— Промолчи…
Допросы начались в тот же день. Глушецкого допрашивал следователь СД Генрих Пеннер из немцев Поволжья.
Пеннер спрашивал в повышенном тоне. Но Глушецкий охладил его пыл, заявив:
— Я считаю, господин Пеннер, что вы должны со мной разговаривать вежливее. Оба мы были советскими, теперь добровольно служим верой и правдой Германии. Я на хорошем счету, как и вы, подозревать меня в чем-либо нет оснований. Поэтому давайте говорить спокойно, иначе я буду жаловаться штурмшарфюреру Майеру.
— Ладно, ладно, — примирительно проговорил Пеннер. — Говорите, что знаете и кого подозреваете.
Глушецкий вытер платком выступивший на лбу пот, попросил разрешения закурить, а когда закурил, уже спокойно начал рассказывать:
— Пожар мог произойти по двум причинам. В складе курить запрещается, там много разной ветоши, и достаточно одного непотушенного окурка, как ветошь начнет тлеть. А в склад ходило немало людей. Может, кто и курил. Вчера в конце дня я был на складе вместе с ефрейтором Рихтером. Ничего подозрительного не обнаружил. Я внимательно осматривал снаряжение, делал записи о недостающем имуществе. Потом я зашел к инженеру Сильникову и дал ему список, который составил на складе. После меня на склад ходили Брайшельд и Сильников с тремя рабочими. Может, кто-то из них курил? Но едва ли. В присутствии Брайшельда никто не осмелится. Я склонен думать, что пожар произошел по другой причине. Думаю, что это дело злоумышленников.
— Партизан, хотите сказать.
— Да. Я должен обратить ваше внимание, господин Пеннер, на то, что верфь охраняется плохо. Всего несколько солдат. А они ночью, вероятно, спали, а если не спали, то находились в помещении и, конечно, в темноте ничего не видели. Сейчас ночи темные, а освещения нет. Разнюхали партизаны, что мы подготовились к подъему крейсера, ночью подобрались, сломали замок — ну и все. А я еще вчера Рихтеру говорил, что надо два замка повесить. Он только посмеялся надо мной.
— Но партизаны откуда могли узнать, что находится на складе? Значит, у них есть осведомители?
— Может, и есть, — согласился Глушецкий.
— Кого вы подозреваете?