Нас ждет Севастополь

— Земляк, выходит.

— Стало быть, так.

— А работал где?

— На Лензаводе. Знаете такой?

— Как не знать. Каждый ростовчанин знает.

Наступал вечер. Это было заметно по тому, как отверстие подвала темнело. Не только раненый, но и Уральцев, и Соловьев испытывали жажду. В горле, во рту сухость, губы потрескались.

Наверху слышались шаги, короткие разговоры.

Прислушиваясь к тому, что делалось наверху, Уральцев думал о судьбе взвода. Неужели все ребята погибли?

Что они сделали с лейтенантом Вороновым?

Разговоры наверху утихли. Прошло минут тридцать, и Соловьев тронул за плечо Уральцева.

— Прислушайтесь, товарищ майор. В комнате вроде бы тихо, может, там уже нет никого.

Уральцев и сам заметил это.

— Что ж, разведаем.

Они встали и тихо подошли к отверстию. В комнате было темно и тихо.

— Разрешите влезть, — зашептал Соловьев.

— Действуй.

Уральцев подсадил его, и Соловьев влез в комнату. Несколько минут прошло в томительной неизвестности. Уральцев держал наготове пистолет.

Но вот раздались шаги — и у люка появился Соловьев.

— Порядок, товарищ майор, — весело сообщил он. — В доме ни души, можно вылезать.

— Сейчас я Небылицу подтащу. Примешь его.

От потери крови, от боли Небылица настолько ослаб, что не мог встать. Уральцев поднял его и поднес к отверстию. Соловьев склонился и поднял раненого в комнату, потом помог подняться Уральцеву.

Небылицу уложили у стены.

— Поищу воду, Коля, — сказал ему Соловьев.

Уральцев осмотрел все комнаты. Они были пусты. На полу валялись стреляные гильзы, куски штукатурки, кирпича. Он подошел к двери и выглянул. Подбитого танка, который принес столько бед взводу, не было. Невдалеке от двери лежали трупы.

«Гитлеровцы выбросили из комнат всех убитых матросов», — догадался Уральцев и подошел ближе. В темноте трудно было узнать кого-либо.

— Что будем делать, товарищ майор? — спросил подошедший Соловьев.

— Посмотри в коридоре, там лежал раненый лейтенант.

Соловьев быстро вернулся.

— Лейтенант там. Его всего искололи кинжалами… Звери осатанелые, а не люди. Припомню я им нашего лейтенанта, ох припомню…

Уральцев задумался: что сейчас предпринять? Двинуться дальше? Но в какую сторону? А как быть с раненым? Нельзя же оставить одного.

В районе бухты рвались снаряды. Там, видимо, опять появились наши корабли. Справа и слева также громыхали снаряды и мины, и довольно часто. Уральцев не уловил стрекота автоматов и пулеметов, и это озадачило его. Что бы это значило? Неужели гитлеровцы отходят, прикрываясь артиллерийским огнем? А почему бы и нет?

Подозвав Соловьева, Уральцев сказал:

— До рассвета останемся здесь. Мне кажется, что немцы драпают из города.

— Пора бы.

— Я останусь охранять вход в дверях, а вы встанете у окна. Может всякое случиться.

— Разрешите мне поискать гранаты, может, флягу с водой найду для Небылицы.

Минут через десять Соловьев притащил два автомата, с десяток гранат и четыре фляги с водой.

— Это вам, товарищ майор, — протянул он одну флягу. — Нашел четыре. Пейте. Я уже одну опорожнил, а две отнесу Небылице. Автоматы и гранаты тоже вам.

Вода была теплая, но Уральцев пил с жадностью, и ему казалось, что с каждым глотком прибавляются силы. Когда фляга опустела, он повернул ее в руках и тут же подумал о том, что следовало бы сначала прополоскать горло, потом пить медленными глотками.

Подошел Соловьев и сообщил, что по соседней улице перебегают немцы.

— Не перебегают, а убегают, дорогой товарищ Соловьев. — Уральцев похлопал его по плечу: — Выкрутились мы, дружище, из самой что ни на есть неприятной истории. В зубах, считай, у фашистов были.

— Это верно, — подтвердил Соловьев и вздохнул широко: — Я, признаться, не рассчитывал, что вырвемся.

— И у меня такие мысли были, — признался Уральцев. — Но мы еще повоюем.

Топот кованых сапог послышался совсем близко. Уральцев выглянул в дверь и увидел с десяток немецких солдат, торопливо шагающих по улице.

— Бей их! — крикнул Уральцев и бросил одну за другой три гранаты.

Вслед за взрывами он открыл стрельбу из автомата. То же самое сделал Соловьев из окна. Несколько немецких солдат упало. Остальные успели скрыться в развалинах. Но они не отстреливались. И Уральцев перестал стрелять.

— На первый раз хватит, — крикнул он Соловьеву.

На какое-то время наступила тишина. Неожиданно в крайней комнате раздался взрыв гранаты.

— Я сейчас туда, — обеспокоенно сказал Соловьев.

Он вернулся быстро и прерывающимся от волнения голосом произнес:

— Небылица подорвал себя…

— Как? Почему? — встревожился Уральцев.

— Когда я принес ему воду, он попросил гранату. На всякий случай, сказал. А когда мы затеяли стрельбу, он, надо думать, решил, что в дом опять ворвались немцы, ну и…

Не договорив, Соловьев опустил голову.

Уральцев не нашел слов, чтобы что-то сказать. Гордым человеком оказался Небылица, не захотел, чтобы враги глумились над ним. «Только поторопился ты, милый, дорогой человек. Почему не поверил своим товарищам? Не бросили бы тебя в беде…»

Послышался лязг гусениц танка, и вскоре он появился на улице. За ним жались немецкие солдаты. Их было много.

— Эти не по нашим зубам, — сказал Уральцев. — Пропустим, пусть драпают.