Читаем Нас ждет Севастополь полностью

— Слухайте, шо я скажу, — остановился он, широко расставив ноги. — Бачите у меня белый подворотничок на гимнастерке? Почему не бачу у вас? А ну, кто скажет, что у меня времени свободного больше? Так вот мой приказ: с сегодняшнего дня шоб каждый имел опрятный вид. Не я выдумал. Устав требует. Мы первыми будем появляться в освобожденных станицах, селах и хуторах. В каком виде должны мы появиться перед советскими людьми, освобожденными от фашистского рабства? Шоб глянули на нас, веселых, добротно одетых, и подумали: «Гарни хлопцы! Такие будут гнать фашистов до Берлина».

Чуете, яка тут политика. Треба вам еще розмовлять на политичну тему?

— Все ясно, — раздался голос.

— А кому непонятно, — широко улыбнулся Семененко, — нехай забирае шмутки. В разведке бестолковым нема места. У старшины есть несколько простыней. На войне нам на них не спать. Используем их на подворотнички. Разойдись!

Он подозвал Логунова, отвел к берегу, где лежала кверху дном рассохшаяся лодка, сел на нее и усадил рядом Логунова.

— Рассказывай, видкиля ты взялся и кто размалювал твою физиономию.

— Долгая песня все рассказывать, — отозвался Логунов.

— Нехай, время пока есть.

— Ну что ж, коли так. Ты знаешь, как сложились дела в детских яслях. Оглоушили меня чем-то, подхватили фрицы под руки и повели…

Логунов говорил неторопливо, но заметно волнуясь, словно переживая все, что довелось ему перенести. Время от времени морщился, и тогда с его языка слетали просоленные матросские словечки. Семененко слушал внимательно, чуть покачивая головой и приговаривая: «Ну и ну». Сейчас Логунов с каждой минутой вырастал в его глазах. Не сломился парень, настоящей матросской закваски оказался. Хватило и смекалки. Надо доложить лейтенанту Крошке, чтобы Логунова назначили командиром отделения.

Когда Логунов умолк, Семененко достал из кармана три письма и протянул ему:

— Ось тебе в награду.

Глянув на обратный адрес, Логунов радостно ахнул:

— От Дуни! Что же сразу не дал?

Семененко хитро улыбнулся:

— То мое дело. Читай.

Логунов углубился в чтение. С первых строк заулыбался, глаза его засияли. А Семененко смотрел на него и становился все мрачнее и мрачнее.

Закончив читать, Логунов поднял глаза и весело воскликнул:

— Ой, Дуняха, молодец! Бригадир из нее получился классный. Самый большой урожай в районе собрала. С одними бабами! Это, Павло, оценить надо. Пишет, что в сентябре делегация уральских колхозников поедет на фронт и что в состав делегации ее метят. Только не знает еще, на какой фронт поедут. Вот бы к нам! Представляешь — появляется делегация в нашей бригаде. А я тут как тут, при всем честном народе обнимаю свою жинку. Здорово было бы, правда?

— Неплохо, — сказал Семененко и тяжко вздохнул. — А у меня, друже, горе. Освободили мое село Яблуновку. Получил письмо оттуда, и с той поры жжет в моей груди, Спалили фашистские каты хату, а маты застрелили. Мстили за батьку. Он в партизаны ушел. Ну, батько даст им перцу! Он партизанит у Ковпака, в село не возвернулся. Хата — черт с ней, после войны построим еще, а кто мне ридну маты вернет? Никого я так не ховал, как маты. А в нее стреляли… Сумно мне…

Он замолчал на какое-то время, потом стукнул кулаком по днищу лодки.

— За маты я дал зарок сто фашистов отправить на тот свет. Не знаю, смогу ли теперь их в плен брать. Рука будет чесаться… Может, мне в роту автоматчиков перейти? Крести автоматом, круши гранатами — нехай на том свете показания дают.

— Это ты всерьез о роте автоматчиков?

— Пока думка…

Из сарая с озабоченным видом выбежал Крошка.

— Семененко! — крикнул он.

Главстаршина откликнулся.

— Вызывает командир бригады. Тебя и меня. Немедленно. Где твоя пилотка? Надевай, и пошли.

Увидев за его спиной Логунова, Крошка не удивился, а подошел, пожал руку:

— Вот и хорошо, что вернулся в родную роту. Сдавай старшине документы. Вернусь — поговорим.

— У меня нет документов, — признался Логунов.

Крошка махнул рукой:

— Нет, и не надо. Пусть занесет в список.

— Я зачислил его в свой взвод, — сказал Семененко.

— Горазд, — не то с осуждением, не то с одобрением заметил Крошка. — Пошли.

3

Командир бригады встретил Крошку и Семененко, стоя у окна. Он с явным удовольствием оглядел их. Начальник штаба рядом с ними казался невзрачным. Полковник сам был могучего телосложения и любил рослых, широкоплечих моряков.

Усадив Крошку и Семененко за стол, полковник подсел рядом, постучал трубкой о ладонь, выбивая пепел, вынул пачку «Беломора», протянул ее разведчикам. Когда закурили, он, продолжая постукивать трубкой о ладонь, сказал:

— Курган-то надо брать?

— Обойти невозможно, — сказал Крошка, еще не понимая, к чему клонит полковник.

Но Семененко сразу догадался.

— Ночью рискнем, — заявил он, вставая. — Как детские ясли.

— Сиди, сиди, раз усадил, — тряхнул головой полковник, — Рискнем… Со смекалкой надо рисковать.

Догадался теперь и Крошка:

— Нам, значит, дарите курган?

— Дарю, — подтвердил Громов, щуря глаза.

— В таком случае разрешите составить план.

Полковник отрицательно покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары