Нас ждет Севастополь

Гитлеровцы быстро оправились от паники, охватившей их в первые дни десанта, и за короткое время сумели создать прочную оборону. В течение недели они отгородились от десантников минными полями, проволочными заграждениями, несколькими линиями траншей. Командование 17-й немецкой армии бросило на оборону Новороссийска несколько новых частей. Из района Южной Озерейки пришла 19-я пехотная дивизия. По-видимому, немцы имели сведения о том, что туда наши войска высаживаться больше не намерены. У причалов Цемесской бухты оборону поручили 15-му и 18-му отдельным батальонам морской пехоты, имеющим каждый по семьсот человек личного состава. В Станичке, на кладбище и на Безымянной высоте оборонительные рубежи заняли 4-я горнострелковая и 73-я пехотная дивизии немцев, 1-я и 4-я горнострелковые дивизии румын и 9-я румынская кавалерийская дивизии.

К тому времени, когда на плацдарм высадились наши главные силы, гитлеровцы имели на каждый километр обороны до шестидесяти пулеметов, до двадцати минометов и двадцать пять орудий. На каждом километре обороны выросло по нескольку дзотов.

Прорвать такую оборону было чрезвычайно трудно. Десантники уничтожили в февральских и мартовских боях более семи тысяч гитлеровских солдат и офицеров, захватили около пятидесяти орудий и минометов, подбили десятки танков.

Но и в марте десантники не вошли в город.

Командование, обсудив создавшееся положение, сочло необходимым временно прекратить наступательные действия на Новороссийск. К тому времени войска Северо-Кавказского фронта, наступавшие на Кубани, освободили Краснодар, отогнали 17-ю немецкую армию на рубежи рек Кубань, Калабатка, Адагум, Псиф и приостановили наступление в связи с необходимостью дать войскам отдых и подтянуть тылы. Таким образом, в связи с прекращением нашего наступления на Кубани гитлеровцы могли бросить на оборону Новороссийска новые части, а наша 18-я армия, обескровленная в февральских и мартовских боях, не имела возможности подкрепить десант новыми силами.

Но при решении вопроса о прекращении наступательных действий против Новороссийска встала задача: что делать с десантными частями, находящимися на Мысхако, — отозвать их или сохранять плацдарм?

Военная наука учит, что главное в десанте — неожиданность, быстрота и натиск. Когда же этого не получилось и противник успел создать прочную оборону, десант следует отозвать и разработать новую операцию.

Может быть, так и поступило бы командование, если бы не некоторые обстоятельства. Нужно было учитывать высокий наступательный порыв советских воинов. Они кровью завоевали кусок родной земли и не собирались вновь отдавать его врагу, и они верили в конечную победу здесь, на берегу Черного моря. Сначала Новороссийск, а потом Крым, Севастополь — так говорили моряки.

Другое обстоятельство также заставляло задумываться. Подсчеты показали, что провести эвакуацию десанта за одну ночь невозможно. Растягивать же эвакуацию на несколько суток — значит рисковать жизнью многих советских воинов.

И командование приняло решение — сохранить плацдарм для развертывания дальнейших наступательных операций.

Генерал Гречкин получил приказ перейти к обороне. Десантники срочно начали возводить оборонительные укрепления. За короткий срок они создали на каменистой земле стройную систему траншей, блиндажей, дзотов. В балках выросли, как грибы после дождя, землянки, в каменных скалах образовались пещеры — склады боеприпасов, бомбоубежища. На обрывистом берегу сделали причалы для кораблей.

Так оказалась в тылу у противника Малая земля, как назвали плацдарм десантники, ставшая впоследствии символом боевой стойкости, мужества и отваги советских воинов. Малоземельны занимали территорию шириной в шесть и глубиной в четыре километра.

О переходе к обороне Глушецкий узнал у пулеметчиков соседней бригады. Весь день он находился у них, наблюдая за противником. Вечером, когда Глушецкий собирался уходить, появился командир взвода. Глушецкий не в первый раз приходил на эту огневую точку и поэтому был знаком с ним.

— Можете поздравить меня, — сказал командир взвода, пожимая руку Глушецкого.

— Поздравляю. Но с чем? Орден получили?

— Партбилет. Вручал заместитель начальника политуправления фронта полковник Брежнев.

— Он разве здесь?

— С утра. Ну и дотошливый человек, скажу вам, этот начальник. Обошел всю передовую, осмотрел оборонительные рубежи, огневые позиции артиллеристов. Не очень-то понравилось ему то, что увидел. Сами знаете, не любят моряки окапываться. Полковник справедливо критиковал нас. Сказал, чтобы углубили окопы и ходы сообщения, покрепче сделали накаты в блиндажах. Они сейчас у нас такие, что их любой снаряд пробьет. Побывал он в землянках, даже на камбуз заглянул. Много замечаний сделал начальству. Посоветовал поставить в землянках печи, чтобы матросы могли обогреться, просушить одежду.

Выражение лица, тон, которым он произносил слова, жесты — все говорило о том, что командир взвода одобрительно относится к действиям полковника.

— Похоже, что переходим к обороне, — задумался Глушецкий.