Нас ждет Севастополь

Не верили гитлеровские генералы и офицеры в то, что десантники способны на такой беспримерный прорыв. Они рассчитывали 7 декабря окончательно расправиться с ними. Уверенность так была крепка, что они в ночь на 7 декабря, когда десантники уже подходили к Керчи, разбросали с самолетов листовки, адресованные десантникам, занимавшим оборону на Керченском полуострове, со следующим содержанием:

«Особое сообщение!!!

Части 18-й армии, находившиеся на предмостном укреплении южнее Керчи, у Эльтигена, уничтожены концентрированной атакой немецких и румынских войск… Солдаты Крымского фронта! Вы и теперь еще верите, что у нас недостает сил, чтобы подготовить и вашему предмостному укреплению в Бакси ту же самую судьбу?

Пусть это особое сообщение будет вам предупреждением, пока вас не постигла участь бойцов Эльтигена. Поэтому спасайтесь, пока не поздно!

Германское главное командование в Крыму».

Когда рассвело и начались бои на горе Митридат, гитлеровцы не знали, кто атаковал их.

Они поняли, в чем дело, лишь тогда, когда их части предприняли очередной штурм в Эльтигене. Самолеты бомбили пустые позиции, артиллерия обстреливала окопы, в которых не было ни одного бойца. Потом пошли танки и пехота. Не встречая сопротивления, танки дошли до поселка и остановились. Ни одного советского десантника — ни живого, ни мертвого. Кругом тишина. Лишь в северной части плацдарма строчил пулемет. Там отбивались Игорь Анненков и его товарищи, оставшиеся прикрывать отход.

Теперь гитлеровцам стало все понятно.

К разрушенному дому, в подвале которого лежали Таня, Литов и другие моряки, подошел немецкий танк. Для острастки он сделал по дому несколько выстрелов из орудия. Никто не отозвался.

Тогда дом окружили. В подвал полетела граната. Одна разорвалась у порога, не задев никого. Потом румынский солдат пустил в темноту очередь из автомата. Пули задели лежащего с краю матроса, и он закричал:

— Раненые тут!

Кто-то крикнул:

— Здесь раненые, не стреляйте!

Три румынских солдата спустились в подвал и осветили фонариками лежащих на полу. Один сказал:

— Достреливать придется.

— Пусть этим займутся немцы. Я в раненых стрелять не буду, — отозвался другой.

— И я, — сказал третий.

— Пойдем доложим.

Немецкий обер-лейтенант, которому румыны доложили о раненых, распорядился обыскать все подвалы и вынести оттуда всех, кто там находится.

К полудню около разрушенного здания школы было собрано более двухсот раненых десантников. Большинство из них лежали на земле, не в силах стоять. Лежала и Таня. Рядом с ней находились еще пять раненых девушек-десантниц. У всех напряженные лица, все молчат. Перед ними враги, враги заклятые. Каждый знал, что от фашистов пощады не будет. Еще несколько томительных минут ожидания — и гитлеровцы начнут расстреливать.

Но почему они медлят?

Около раненых стояли два советских врача — у мужчины были погоны капитана медицинской службы, у женщины — лейтенанта. Они не ранены, могли уйти с десантниками на прорыв. Долг врача заставил их остаться.

К девушкам подошел румынский солдат, обвел их взглядом и покачал головой.

— Нехорошо делает Сталин, — сказал он по-русски, картавя. — Женщины созданы для любви, а не для войны. Нехорошо, нехорошо…

— Что ты понимаешь! — с презрением процедила одна девушка, глядя на него с ненавистью.

Она чем-то напоминала Галину Петрову. Была такой же светловолосой, голубоглазой, с высоким белым лбом, только более рослая. У нее забинтована нога и кисть руки.

Румын выдержал взгляд. Он хотел еще что-то сказать, но его отозвал офицер.

— Потешиться над нами хотят, — услышала Таня чей-то раздраженный голос. — Жаль, гранатами мы не запаслись, а то потешили бы гадов.

— Помолчи.

— Чего они тянут? — с надрывным стоном вырвалось у лежащей рядом с Таней девушки.

— Без паники, сестренка, — повернулась к ней Таня. — Они нас сначала накормят, перевяжут раны, а потом расстреляют.

— А зачем так? — девушка широко открыла глаза.

На Таню тоже нашло отчаяние, но и появилось желание говорить зло и насмешливо. Умирать — так с музыкой, красиво. Глядя на гитлеровских солдат и офицеров, она думала: «Не увидите, фашисты, наших слез, не будем молить о пощаде».

Приподнявшись, Таня сказала девушке, похожей на Галину Петрову:

— Передайте дальше: если начнут в нас стрелять, будем петь «Варяг».

Она проследила глазами, как раненый передавал другому ее слова. После этого откинулась на спину, закрыла глаза.