Нас ждет Севастополь

Пушкарев сидел, смущенно поводя глазами и придерживая левой рукой подарки. Он был явно растерян и растроган.

— Как же так, ребята? — протянул он дрогнувшим голосом и неожиданно признался: — А я думал сегодня уволиться на берег и нализаться у какой-нибудь шинкарки.

— Какая проза, — усмехнулся Румянцев. — Надо культурненько…

— Верь, Сергей, — сказал Окальный, — у тебя есть друзья, и друзья верные. Лишь бы ты был добрым товарищем.

— Спасибо вам, братишки! Э, да что там говорить, — махнул рукой Пушкарев.

В люк просунул голову Ковалев.

— Командир приглашает всех в кают-компанию, — сообщил он. — Коку приступить к исполнению своих обязанностей.

Маленькая кают-компания не вместила всю команду катера. Несколько человек остались за дверями и разместились у входа.

Пушкарев сидел рядом с командиром, смущенный и улыбающийся. На столе красовалась большая бутыль с вином, оплетенная лозой. Новосельцев кивнул боцману и, когда тот разлил вино по стаканам, встал.

— Товарищи матросы и старшины! — сказал он, слегка улыбнувшись. — Сегодня мы решили отметить день рождения нашего комендора Сергея Пушкарева. Он недавно служит у нас, но мы уже убедились, что это настоящий моряк, и мы приняли его в свою морскую семью. Друзья преподнесли ему подарки. Но об одном подарке он не знает. Вчера контр-адмирал подписал приказ о награждении Сергея Макаровича Пушкарева орденом Красной Звезды. Поздравляю с высокой наградой.

Пушкарев встал и срывающимся голосом произнес:

— Служу Советскому Союзу!

— Подписан также приказ о награждении медалью «За отвагу» боцмана Ковалева и матроса Токарева.

Все зааплодировали. Боцман, чтобы скрыть волнение, начал приглаживать свои усы.

— Предлагаю выпить тост за нашего именинника и пожелать ему прожить счастливо трижды столько, сколько он прожил! — закончил Новосельцев и чокнулся стаканом с Пушкаревым.

Все выпили. Закусили хлебом с маслом и яблоками.

Тут из каюты помощника вышел Наливайко в фартуке и с белым колпаком на голове. Обеими руками он держал поднос, на котором красовался торт. По краям торта горели двадцать пять маленьких разноцветных елочных свечей. Посередине его была сделана кремом надпись с вензелем: «Дорогому Сергею от друзей».

Весело поблескивая глазами-пуговками, Наливайко торжественно поставил торт перед именинником и сказал:

— Взамен именинного пирога. Сделан в содружестве с коком береговой базы. Пальчики оближешь…

Пушкарев разрезал торт и подал каждому по куску.

Новосельцев откусил торта и округлил глаза в недоумении. Торт был соленый-пресоленый. Глянув на людей, лейтенант чуть не расхохотался. Все пробовавшие торт сидели с перекосившимися лицами и открытыми ртами, но вежливо молчали.

— Товарищ Наливайко, — сказал тогда лейтенант, — откусите и разжуйте кусочек торта.

Ничего не подозревающий кок откусил большой кусок, и вдруг его круглое лицо вытянулось. Торопливо проглотив кусок, он растерянно сказал:

— Не может быть…

Тут раздался такой хохот, что, казалось, катер закачался.

— Я не солил, торт делался без соли. Вместо сахара, наверное, по ошибке… Вы крем слизывайте, он без соли…

Но голос Наливайко потонул в раскатах хохота.

— Пальчики оближете, — мрачно изрек Дюжев, подливая масло в огонь.

Незадачливый кондитер сконфуженно мигал и переминался с ноги на ногу…

О пышных именинах комендора в тот же день стало известно всему дивизиону. В полдень на катер пришел замполит Бородихин.

Он подошел к Новосельцеву с таким видом, словно вызывал бороться.

— Так, — сердито тряся головой, буркнул он. — Комиссары отменены, а замполиты? Отвечай!

Новосельцев в недоумении произнес:

— Вам виднее, товарищ комиссар… Замполиты, по-моему, еще существуют…

— А командир корабля обязан ставить в известность замполита о проводимых массово-политических мероприятиях?

— А я всегда сообщаю вам.

— А почему об именинах комендора ничего не сказал?

— Так это же не массово-политическое мероприятие, а просто именины.

— Для кого просто именины, а для кого мероприятие. Это одна из форм массово-политической работы.

И замполит неожиданно рассмеялся.

— Действительно, резиновое словечко из лексикона политработника. Пойдем, однако, вниз, а то на палубе холодно, — беря лейтенанта под руку, сказал он. — Расскажешь, как это было.

Они спустились в командирский отсек. Выслушав рассказ Новосельцева, Бородихин дважды повторил:

— Славно, славно…

— Сегодня Пушкарев веселый. Отпустил его на берег.

Бородихин укорил лейтенанта за то, что он не поставил его в известность накануне. Можно было еще лучше отпраздновать день рождения комендора.

— Речей было бы больше, — усмехнулся Новосельцев. — А чем больше речей, тем официальнее, суше получается. Мы по-домашнему.

— И парторг катера мне ничего не говорил. Нехорошо! Давай договоримся по-человечески, как любит выражаться твой Ивлев, что будете советоваться. А именины мы, пожалуй, и на других кораблях проведем. Смысл в них глубокий…

Только замполит ушел, как на катер пожаловал Школьников. Новосельцев был в рубке, делал записи в журнале.

— Что это ты писаниной занялся? — удивился Школьников.