Читаем Нас ждет Севастополь полностью

В горле запершило, и Семененко с трудом удержался, чтобы не кашлянуть. «Довольно лежать», – решил он.

Повернувшись к товарищам, главстаршина зашептал:

– Ползем к окопу с тыла. Маскируйтесь ветками. Первым в окоп прыгаю я.

Держа в левой руке густую ветку, а в правой – наган, Семененко медленно пополз.

Вот когда у всех троих заколотились сердца. Так всегда бывает перед схваткой.

Уже никто из них не ощущал холода, хотя ползли не быстрее черепахи.

Между дзотом и окопом ракетчиков не было хода сообщения, но оказалась большая яма. Разведчики нырнули в нее и затаились. Теперь до ракетчиков было не более десяти шагов. Стал слышен разговор в окопе. Семененко не понял, о чем они говорят, но, услышав слова «шнапс» и «глитхен», решил: «О выпивке и бабах рассуждают, сволочи».

Вверх взлетела ракета. Разведчики зажмурились, чтобы свет не ослепил глаза. И только ракета потухла, как Семененко рванулся вперед, держа наган за ствол. Прыгнув в окоп, он схватил первого попавшегося под руку ракетчика и ударил по голове рукояткой нагана. Второй ракетчик дико закричал и выскочил из окопа. Не видя ничего перед собой, он налетел на Логунова. Моряк ударил его по ногам, и ракетчик упал, продолжая кричать. Логунов и Кондратюк навалились на него, заткнули рот и начали крутить назад руки.

В дзоте услышали крик и застрочили из пулемета. Пули пролетали над головами Логунова и Кондратюка. Разведчики распластались, и этим воспользовался подмятый ими ракетчик. Вывернувшись, он быстро пополз на четвереньках. Логунов хотел вскочить и броситься за ним, но пули засвистели так низко, что разведчик не рискнул подняться.

– Давайте сюда, – раздался приглушенный голос Семененко.

Логунов и Кондратюк нырнули в окоп.

– Сбежал, гад, – смущенно доложил Логунов главстаршине.

– Нехай, – махнул рукой Семененко. – Хватит и одного. Вяжите ему руки. Глотку я заткнул.

Ракетчик покачивался, еле держась на ногах. Семененко с соболезнованием произнес:

– Захмелел хриц. Треба было потише кокнуть.

Когда Логунов связал ракетчику руки, Семененко распорядился:

– Завертывайте его в плащ-палатку, а я дам сигнал.

Он вытащил из кармана ракетницу и выстрелил вверх зеленой ракетой.

Пулемет из дзота продолжал неистово строчить. Пули летели над самым окопом. Открыли огонь соседние пулеметные гнезда. Взвились ракеты. По-видимому, сбежавший ракетчик добрался к своим и поднял тревогу. Разведчики, прильнув к краям окопа, с нетерпением ждали, когда заговорит наша артиллерия и заставит замолчать пулеметчиков. Минуты ожидания показались им вечностью.

Но вот в воздухе раздался свист – и около дзота сразу разорвалось несколько снарядов.

– Сейчас двинем, – радостно произнес Семененко.

Он думал, что пулеметы сразу замолкнут – и разведчики, пользуясь их молчанием, выскочат из окопа и успеют добежать до проволочного заграждения. А там уже можно не спеша ползком добираться до нашей обороны. Однако пулеметы гитлеровцев продолжали стрелять, несмотря на то что теперь их осыпали десятки мин и снарядов.

Семененко затревожился. «Язык» есть, но попробуй выберись отсюда!

Заговорила вражеская артиллерия. Гитлеровцы заранее пристреляли подступы к дзоту, и сейчас их снаряды и мины густо ложились впереди окопа ракетчиков метрах в тридцати и около проволочного заграждения.

«Быстро же сообразили», – поразился Семененко.

Наша артиллерия заставила замолчать дзот и пулеметную точку справа.

– Двинем? – вопросительно проговорил Кондратюк.

– Куда? – сердито отозвался Семененко. – Не бачишь?

Отходить было невозможно. Спереди и сзади рвались снаряды и мины.

– Оце попались так попались, – Семененко в ожесточении зачесал затылок. – Ситуация!

Логунов выглянул из окопа.

– Вот дают! – воскликнул он и повернулся к главстаршине. – А справа от нас тихо. Может, двинем туда?

Семененко стал размышлять. Выбраться из окопа, конечно, надо. Он, по-видимому, пристрелян, и если гитлеровцы узнают, что они все еще сидят в нем, то могут накрыть. Что же справа? Там густые заросли держидерева. Спрятаться можно. Труднее будет выбираться к своим. Там ни в проволочном заграждении, ни в минном поле нет прохода.

– Была не была, – тряхнул головой Семененко. – Двигаем.

Они вылезли из окопа и побежали в правую сторону, волоча за собой завернутого в плащ-палатку гитлеровца. Логунов и Кондратюк подхватили с собой два автомата ракетчиков.

Через несколько минут разведчики лежали в яме среди кустов. Отдышавшись, Семененко осмотрелся. Здесь снаряды не падали. А там, налево, артиллерийский обстрел продолжался. Дзот опять ожил.

Семененко успокоился. Ищи теперь ветра в поле. Гитлеровцы не догадаются ночью заглянуть сюда, а днем совсем можно чувствовать себя тут в безопасности. Остается только одна задача – выбраться к своим.

– Мы можем тут просидеть днем, – высказал он вслух свои мысли.

– Можем, – согласился Логунов.

Но Кондратюк не согласился:

– Удовольствие – весь день с голодным брюхом, – и кивнул в сторону пленного, – и он сдохнет.

– Вытерпит, – не совсем уверенно произнес Семененко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза