Читаем Нас ждет Севастополь полностью

Эта ночь решала, быть или не быть Малой земле. Собственно, назвать ночью ее можно было только условно. До рассвета над Мысхако висели на парашютах сабы – светящиеся авиационные бомбы, сбрасываемые с самолетов, освещавшие все кругом. Ночные бомбардировщики все время кружили, выискивая цели. Они спускались совсем низко, ободренные тем, что зенитчики молчали. А молчали они потому, что кончились снаряды. Чтобы посеять панику среди защитников Малой земли, гитлеровцы сбрасывали с самолетов пустые железные бочки, рельсы, которые создавали при полете душераздирающий свист. Кругом взлетали вверх разноцветные ракеты. А вражеские снаряды и мины рвались от самой передовой до берега. В полночь разыгралось большое сражение на море. Десятки вражеских торпедных катеров напали на караван судов, шедших к Малой земле, с боеприпасами и продовольствием. Огненные трассы расцветили морские просторы. Две торпеды, пущенные в транспорты, прошли мимо и ударились о берег. От их взрывов задрожала земля на мысе, словно при землетрясении.

Казалось – все пропало.

Но утром выяснилось, что десант существует, что ни на одном участке гитлеровцы не прошли, а прорвавшиеся вечером по балке два батальона автоматчиков были к утру полностью уничтожены нашими моряками. Резервное подразделение, присланное генералом Гречкиным, закрыло стык между двумя бригадами.


2


Таня не успела до апрельского наступления немцев перейти в бригаду Громова. Виноват был майор Труфанов. Он под разными предлогами задерживал выдачу ей продовольственного и вещевого аттестата. Вечером, накануне 17 апреля, майор созвал всех снайперов и запретил им выходить утром на передний край. Каждому он указал, где им быть до наступления рассвета. Таня должна залечь в ячейке левее наблюдательного пункта командира батальона метрах в двадцати.

О своей любви майор в эти дни не заговаривал с Таней. Но на рассвете, когда Таня пришла на наблюдательный пункт, он отозвал ее в траншею, чтобы никто не слышал их разговора, и сказал:

– Положение, Таня, тревожное. Немцы собрали все силы с Таманского полуострова, чтобы сбросить нас в море. Бои будут тяжелые, и кто знает…

Не договорив, он замолк и нахмурил брови. Затем взял ее за руку и, глядя прямо в глаза, сказал:

– Прошу тебя – не сердись и не думай обо мне плохо в эти дни. Мы солдаты и должны быть дружными, чтобы устоять. Я готов сделать для тебя все, понимаешь – все.

Голос его звучал взволнованно и искренне, и Таня сердцем поняла, что этот сильный и вспыльчивый человек любит ее по-настоящему, и ей стало жалко его. Но что отвечать ему? Она растерянно молчала, наклонив голову и прижимая к себе винтовку.

– Вот и все, что я хотел сказать, – с легким вздохом выговорил майор, выпуская ее руку.

Труфанов хотел бы еще посоветовать ей совсем не выходить в эти дни из землянки, но он так и не обмолвился об этом, понимая, что оскорбил бы ее таким предложением. Он отлично понял характер Тани.

– Мы будем друзьями, – выговорила наконец Таня, краснея, чувствуя, что говорит не те слова.

– Спасибо.

И неожиданно для нее он поцеловал ее правую руку и, быстро повернувшись, пошел по траншее.

Некоторое время Таня стояла оцепеневшей и смущенной. Еще никто, кроме Виктора, не целовал ей руку. Как к этому отнестись? Ей хотелось обидеться на майора, но помимо воли почему-то стало приятно, и она призналась себе, что разрешила бы ему поцеловать руку еще раз.

«Ой, какая я ветреная», – выругала она себя минуту спустя.

Видя, что уже становится светло, Таня торопливо пошла к ячейке, в которой ей было приказано залечь.

Вскоре лучи солнца озарили вершину горы Колдун, а вслед за ними всплыло веселое солнце. Заблестели посеребренные росой молодые нежные листья на деревьях и кустарниках.

Замаскировав свою ячейку ветками кустарника, Таня уселась поудобнее и осмотрелась.

Внизу, метрах в пятидесяти, виднелись окопы. Сверху были видны пулеметные гнезда, ячейки, наблюдатели, стоящие в них. По окопам сновали солдаты с котелками – раздавали завтрак. Метрах в ста от нашей передовой, у самого подножия горы, темнели вражеские окопы. Они казались вымершими, ни одного звука не доносилось оттуда.

Левее лежала лощина, через которую проходила глубокая балка. Там был стык бригад. Оборону там держал батальон капитана Березского. На небольшой высоте находился наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона, которым командовал капитан Гогушкин. Сейчас в лощине лежал туман. Солнечные лучи гнали его в балку, и он на глазах таял.

Кругом стояла удивительная тишина, которую нарушало лишь птичье щебетанье. Невдалеке от ячейки, в которой лежала Таня, росла дикая яблоня. Она уже зазеленела и начала распускать бело-розовые лепестки. На стволе яблони была заметна борозда, сделанная осколком. В ветвях порхала и весело насвистывала какая-то птичка. Таня присмотрелась и узнала синицу. «Почему птицы не улетают отсюда, тут же днем и ночью грохочут пушки?» – задумалась она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза