Белецкий снял пенсне, протер стекла носовым платком. Надев пенсне снова на нос, он встал и оглядел Глушецкого с ног до головы.
– Тот самый Глушецкий – депутат городского Совета, знатный мастер, чей портрет висел на доске Почета?
– Он самый.
– Любопытно, – протянул Белецкий. – И зачем вы пожаловали?
Глушецкий покосился на человека, сидящего на диване.
– Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.
Белецкий нахмурил брови и сухо заявил:
– Это мой доверенный человек.
«Где я эту бульдожью морду видел?» – подумал Глушецкий, имея в виду человека на диване. Но так и не вспомнил.
– У меня разговор, можно сказать, секретный, – вздохнул Савелий Иванович. – Ну если нельзя, так ничего не попишешь. Пойду в гестапо. Кстати, не скажете ли, где оно находится?
Белецкий вышел из-за стола, подошел к Глушецкому и, глядя в упор, сказал:
– Что ж, поговорим наедине. – И кивнул своему охраннику: – Жди за дверью.
Когда тот прикрыл за собой дверь, Белецкий снова сел в кресло.
– Ну, депутат городского Совета, выкладывайте свои секреты.
Глушецкий присел на краешек стула и достал из кармана тетрадь.
– В этой тетради, – сказал он, – фамилии членов горкома и депутатов городского Совета, их семей, домашние адреса. Интересуетесь?
Белецкий протянул руку за тетрадью, но Глушецкий не спешил ее передавать.
– А может, список передать в полицию или в гестапо? – прищурился Глушецкий.
– Давайте мне, – нетерпеливо потребовал Белецкий.
– А что я буду иметь взамен?
Белецкий встал, поморщился.
– Что же вы хотите получить взамен?
– Видите ли, господни Белецкий, – спокойно сказал Глушецкий, подавая ему тетрадь, – каждый хочет извлечь выгоду из создавшейся обстановки. В том числе и вы… Можете ли вы ответить мне на один вопрос?
– Что за вопрос?
– Вам известно, что я был депутатом, что мой портрет висел па доске Почета. Вы должны знать также, что я был членом партии. Всего этого достаточно, чтобы гестапо меня незамедлительно отправило на тот свет. Не так ли? А я вот сам, не скрываясь, прихожу к вам и предлагаю свои услуги. Не кажется ли вам это странным?
– Да, кажется, – подтвердил Белецкий, листая тетрадь и кидая на него косой взгляд.
– А известно ли вам, что два месяца тому назад меня исключили из партии?
– За что же? – Белецкий перестал перелистывать тетрадь и уставился на Глушецкого.
Голубоглазый, с закрученными вверх кончиками усов, светловолосый мастер с Морзавода показался Белецкому очень похожим на немца. Он располагал к себе, но Белецкий был недоверчив.
– Но вы, конечно, не знаете, что в моих жилах течет арийская кровь, – с неподдельным достоинством сказал Савелий Иванович и облизал пересохшие губы. – Да, господин Белецкий моя бабушка была чистокровной немкой. Могу доказать.
Если бы Белецкий тотчас потребовал доказательств, вряд ли Савелий Иванович смог бы их представить. Кстати, список депутатов и членов горкома – тоже липа. В горкоме партии знали, что давали Глушецкому. В списке значатся те, кто эвакуирован из Севастополя с семьями. Напрасно гестаповские ищейки будут их разыскивать.
Белецкий, подошел к письменному стаду и сунул тетрадь в ящик. Сел в кресло, закурил и проговорил с нескрываемой иронией:
– Вот что… Список ваш несомненно представлял бы ценность, если бы у нас его не было. Вы что думаете – мы сидели и ждали, когда какой-нибудь Глушецкий придет к нам со списком? Мы заранее побеспокоились об этом. Я мог бы просто вернуть его вам. Но – пока оставляю его у себя. Это похвально, что вы желаете сотрудничать с немецкой армией и принести пользу освобожденной России…
«Вот и все, сорвалось…» – подумал Глушецкий и, сохраняя спокойствие, сказал:
– Мне кажется, господин Белецкий, вы не совсем правильно поняли меня. Я не политик. Ваши высокие слова меня мало волнуют. Для меня хороша та власть, которая меня не тронет и даст возможность добывать деньги. Деньги – мой бог. Список же принес я для того, чтобы видели, что я отрекся от прошлого.
– Так вы хотите денег? – Белецкий снисходительно усмехнулся. – И сколько?
– Ах, господин Белецкий, мы все еще не можем понять друг друга.
– Какого черта морочишь мне голову! – вдруг рассвирепел Белецкий. – Говори и убирайся!
«Не перегнул ли я палку?» – подумал Глушецкий. Он встал и, приблизившись к столу, вкрадчиво продолжал:
– Извините, господин Белецкий. Я пришел именно сюда, потому что знаю, в таком учреждении должны быть деловые и энергичные люди. Такие, как вы, например. С вами я и хотел бы иметь дело.
– Да говори же, чего хочешь?!
– Хочу стать предпринимателем.
Белецкий неожиданно рассмеялся. Глушецкий обиженно сказал:
– А что тут смешного, господин Белецкий? Я хочу заняться сбором металлолома. Германии металл нужен. Вы знаете, сколько можно заработать на этом? Если вы поддержите меня в организации такого предприятия…
– Вот это деловой разговор, – перестал смеяться Белецкий. – Только бесполезный.
– Это почему же? – удивился Глушецкий.
– А потому, что немцы не дадут вам заработать. Металлолом – это трофеи германской армии. Для его сбора они сгонят пленных. И все это обойдется им бесплатно.
Глушецкий растерянно развел руками.