Читаем Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца полностью

Красота этого живописного места оказалась необыкновенным лекарством, которому, вполне вероятно, к вечеру первого же дня оказалось бы под силу заставить меня начисто забыть о войне… Но увы. И в столовой, и в комнатах отдыха, и на улице любой разговор неминуемо возвращался к боевым полетам, опасностям, им сопутствующим, и различным ухищрениям, позволявшим нам, летчикам, остаться в живых. Ничего не поделаешь, война настолько глубоко пробралась внутрь каждого из нас, что стала неотъемлемой частью нашего сознания.

Но кипучая энергия молодости все равно брала свое. Те, кому позволяло состояние здоровья, вели жаркие футбольные баталии. Постоянных команд не было, поэтому перед каждым матчем формировались совершенно другие коллективы, правда, так было даже интереснее. Остальные занимали свои места на длинных скамейках, шумно споря о том, кто же все-таки выйдет победителем в сегодняшней встрече. Сплошь и рядом заключались всевозможные пари, словом, страсти кипели, как во время настоящего футбольного чемпионата. Я, как один из немногих совершенно здоровых, принимал участие практически во всех играх и почти с тем же азартом, что и в далеком детстве, изо всех сил пинал мяч в сторону ворот противника. Тут же, совсем рядом, находилась и волейбольная площадка с настоящей сеткой, но мы редко пользовались ей, отдавая предпочтение футболу.

Конечно, имелись и другие способы приятного проведения досуга, но они практиковались уже в вечернее время. Собирались группы из нескольких единомышленников, скидывались на покупку спиртных напитков и после их распития направлялись на танцы. Но это в основном холостяки. Мы же с Иваном Двойнишниковым при первой же возможности стремились сбежать к своим женам, но увы, это не всегда получалось. В числе других женщин они, отработав положенное время на основном месте работы, привлекались к уборке улиц, пострадавших от бомбежек и обстрелов, восстановлению промышленных предприятий… Словом, им было не до нас…

А наше основное время проходило в прогулках и беседах. Правда, компании в основном подбирались по возрастному критерию, поэтому Бажанов гораздо больше общался со своими сверстниками, чем с нами. И вот однажды я, направляясь в столовую, увидел Гришу в окружении нескольких летчиков и, поскольку мне оказалось по пути, присоединился к ним. Мое внимание сразу же привлек невысокий плотно сбитый мужчина с изуродованным давними ожогами лицом. «Вот это досталось человеку», – с ужасом подумал я, представляя себе, какую нечеловеческую боль ему пришлось перетерпеть…

Вечером я спросил у Гриши об этом летчике и в ответ услышал совершенно невероятную историю, которая в устах другого человека вполне могла бы вызвать у меня полное недоверие. Тем не менее она была абсолютной правдой…

Леонид Белоусов начинал свою армейскую жизнь в пехоте, но, заболев небом, поступил в Борисоглебскую военную авиационную школу летчиков и окончил ее в 35-м году. Еще до начала войны с Финляндией Леонид был поднят на перехват самолета, нарушившего нашу границу. Неприятель, почувствовав опасность, скрылся, а для Белоусова этот полет стал роковым. Внезапно испортившаяся погода помешала посадке, самолет потерпел аварию и загорелся. Обожженного летчика удалось спасти лишь каким-то необъяснимым чудом, но его лицо оказалось изуродованным навсегда.

Леонид перенес множество пластических операций, после чего вместо восстановительного отдыха, на котором так настаивали врачи, добился возвращения в полк – как раз в это время началась финская война, и отважный летчик не считал для себя возможным оставаться в тылу. В январе 40-го его боевые заслуги были отмечены орденом Боевого Красного Знамени.

Но самым главным испытанием на прочность стала для Леонида Великая Отечественная. Белоусов прикрывал от налетов вражеской авиации спасительную для Ленинграда Дорогу жизни, наносил штурмовые удары по немецкому переднему краю, вел воздушную разведку… В декабре 41-го его самолет был сбит, а Леонид воспользовался парашютом. Немцы не сочли для себя зазорным попытаться расстрелять повисшего на стропах беззащитного человека. Несмотря на тяжелые ранения, Леонид все же остался в живых, но из-за начавшейся гангрены спасти его перебитые вражескими пулями ноги врачи так и не смогли. Одну из них пришлось отрезать выше колена…

Казалось бы, все. С авиацией покончено раз и навсегда. Но настоящий пилот, всей душой влюбленный в небо, никак не мог смириться с этим суровым приговором, и в начале 44-го Белоусов вернулся на Балтику, в свой родной 4-й Гвардейский истребительный полк.

– Представляешь, Миша, – восторгался Бажанов, – он на «Ла-5» все необходимые тренировки прошел! Скоро на боевые задания летать будет! Без обеих ног! Железный мужик!

– Да, – восхитился я, – настоящий летчик!

…Забегая наперед, расскажу о дальнейшей судьбе Белоусова. Ему действительно удалось осуществить задуманное, и наравне с другими летчиками своего полка он стал принимать участие в воздушных сражениях, сбив несколько вражеских самолетов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Герои Великой Отечественной. Фронтовые мемуары Победителей

Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем. Но война никак не хотела отпускать меня. Вспышки зенитных снарядов вокруг моего самолета, лица погибших товарищей помимо воли вновь и вновь возникали перед глазами. Порой становилось совершенно непонятно, каким же чудом мне удалось уцелеть в этой кровавой мясорубке… И, в очередной раз возвращаясь к пережитым событиям, я понял, что должен рассказать о них. Это – мое последнее боевое задание…»

Михаил Фёдорович Шишков , Михаил Шишков

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны. Это не такое мощное, как хотелось бы, противопульное бронирование, пожароопасность бензинового двигателя и открытая боевая рубка. Она не защищала от стрелкового огня сверху, от закидывания гранат. Всё это приходилось учитывать в бою. Из-за брезентовой крыши словохоты присваивали нашим Су-76 грубоватые прозвища: "голозадый Фердинанд" или "сучка". Хотя с другой стороны, та же открытая рубка была удобна в работе, снимала проблему загазованности боевого отделения при стрельбе, можно было легко покинуть подбитую установку. Поэтому многие самоходчики были влюблены в СУ-76, мы её ласково называли "сухариком"».Эта книга – настоящая «окопная правда» фронтовика, имевшего всего три шанса из ста остаться в живых, но выигравшего в «русскую рулетку» у смерти, израненного в боях, но не сгоревшего заживо.

Александр Дронов , Валерий Дронов

Биографии и Мемуары / Военная история / Документальное

Похожие книги