Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

– Я выполняю совсем другую задачу, – резко ответил он, не слушая никаких возражений, – и рисковать своими экипажами не буду!

Василий Сталин смерил Суханова испепеляющим взглядом, смачно выругался и понесся к ожидавшему его «Виллису», бросив напоследок: «Это тебе даром не пройдет!»

Как показали последовавшие за этим диалогом события, опасения молодого комдива были совершенно справедливыми. Не прошло и двух часов, как немцы начали свое контрнаступление и, к вечеру прорвав фронт, стали продвигаться в сторону Шяуляя…

…На следующий день А. Н. Суханова сняли с командования дивизией. Некоторое время его обязанности исполнял начальник штаба В. П. Попов, пока в конце августа на это место не назначили полковника М. А. Курочкина. Уже после войны слышал, что нашего бывшего комдива видели в Румынии, где он служил в должности военного атташе…

…Тут уж нам совсем не до шуток стало, ведь от Шяуляя до нашего аэродрома всего лишь десять километров. А на нем кроме нас целая истребительная дивизия, а это еще три полноценных полка. Ясно, что надо ноги уносить из Шяуляя, пока не поздно. Вот только куда… И решить этот вопрос следовало до наступления темноты, ведь большинство летчиков-истребителей не имели никакого опыта ночных полетов.

Вскоре выяснилось, что ближайший свободный аэродром находится в Паневежисе, и хотя никто не имел ни малейшего представления ни о состоянии его взлетно-посадочной полосы, ни о ее габаритах, иного выбора не оставалось. Василий Сталин быстро договорился с Борзовым о том, что наши экипажи будут вести эскадрильи истребителей к новому месту базирования, и через некоторое время окрестности Шяуляя огласились ревом моторов взлетавших самолетов.

А солнце уже начинает скрываться за горизонтом. Да и звуки артиллерийской канонады, кажется, стали раздаваться еще ближе к аэродрому. Мысленно подгоняя время, выруливаю на стартовую позицию и даю полный газ моторам. Машина, немного покачиваясь, начинает разбег. На этот раз она набирает скорость медленнее, чем обычно. И неудивительно, ведь я везу с собой восемь человек технического состава, да еще и торпеду.

Отрываюсь от земли, поворачиваю голову в сторону Шяуляя. Почти у самых городских окраин вижу вздымающиеся к небу пыльные столбы разрывов. «Совсем близко подошли, сволочи, – про себя ругаю немцев самыми последними словами. – Ну ничего, чай не 41-й на дворе, еще вернемся». Сразу же за мной, последним, как и положено в подобных случаях, взлетает наш командир Иван Иванович Борзов.

Садились мы в Паневежисе в том же порядке, в котором взлетали: сначала истребители, затем наши торпедоносцы, я и Борзов. Причем самолетов на аэродроме скопилось настолько много, что за неимением другого места они были просто расставлены рядами по обе стороны взлетно-посадочной полосы.

Редко когда доводилось испытывать столь неприятные ощущения при посадке. Обычно она ассоциируется у пилотов со счастливым возвращением домой, где уже не настигнут их ни вражеские зенитки, ни истребители. Но когда в вечерних сумерках при свете лишь своих посадочных фар проносишься сквозь плотный строй самолетов, каждый из которых как будто стремится поймать твою машину за концовки плоскостей, чувствуешь себя весьма неуютно. И хотя понимаешь, что все самолеты стоят на вполне безопасном расстоянии и что мои неприятные ощущения – лишь своего рода неприязнь к ограниченному пространству, но от этого почему-то никак не становится легче…

Тем не менее в суматохе поспешного перебазирования повреждения получил лишь один истребитель. Вскоре приземлился и сам Борзов, после чего все мы, найдя свободное место для ночлега в стоявшем неподалеку сарае, забылись сном праведников…

– А ведь там, в Шяуляе, наш самолет остался, – задумчиво произнес Иван Иванович, когда я, вызванный ранним утром по его приказу, явился на вновь организованный КП, – совсем новый…

…Это был один из трех «Бостонов», только лишь вчера пригнанных молодыми экипажами из Ленинграда. Двое из них успешно взлетели и находились вместе со всеми в Паневежисе, а вот с последним приключилась неприятная история. Несмотря на все старания, его моторы запустить так и не удалось, а техники, способные заставить их заработать, уже покинули аэродром на наших машинах. Так что ничего иного ребятам не оставалось, как искать спасения на борту командирского самолета, как раз заруливавшего на стартовую позицию…

Экипаж спасли, но брошенную машину жалко. Ну и начальство, конечно, за такое дело тоже по головке не погладит. И наверняка ведь этот неожиданный дефект может быть легко устранен квалифицированными техниками.

– По данным разведки, – продолжил командир после небольшой паузы, – аэродром Шяуляя пока еще не захвачен противником. В общем, полетим спасать самолет.

Сказано – сделано. Я улегся в гаргроте командирской машины, а вот стрелку-радисту пришлось немного потесниться – в его отсеке разместились электрик и два техника. И полетели. Одни, безо всякого истребительного сопровождения.