Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

К сожалению, не удалось. Прицел врага оказался очень точным, и первые же трассеры замелькали прямо перед носовой частью самолета, не оставляя времени на какой бы то ни было маневр. В следующее мгновение смертоносный металл впился в мой «Бостон», резко швырнув его влево. В ушах раздался противный треск разрываемой обшивки. Моментально толкаю штурвал от себя, одновременно давая правую ногу и выкручивая баранку влево. Машина со скольжением несется вправо-вниз, и ей удается вырваться из свинцовых объятий. Повезло, ой как повезло!

Опять наблюдаю перед собой похожую на решето штурманскую кабину. И как в прошлый раз, Бабанов совершенно не дает о себе знать. И вновь гнетущая тяжесть, до боли сдавливающая сердце. Ведь, может быть, сейчас еще можно спасти товарища, перевязав его раны. Лежит он, беспомощный, истекающий кровью, а ты, отделенный от него бронеплитой, ничем не можешь ему помочь…

Радист отделался парой осколочных царапин на мягком месте, а меня опять даже не зацепило. Спасло бронестекло, принявшее на себя удар зенитного снаряда. Да уж, кто-то на небе очень сильно меня оберегал…

…Дело в том, что никогда ранее бронестекло это я с собой не брал, нарушая при этом соответствующий приказ командира. Толстое оно было, около шести сантиметров, крепилось внутри кабины сразу же за обычным остеклением и заметно ухудшало обзор, особенно на малых высотах.

А как раз перед этим вылетом Пичугин взял да и поставил его на самолет. На мой вопрос о причинах этого действия он так и не смог дать вразумительного ответа, пробормотав что-то вроде «да так, на всякий случай»… В общем, отругал я тогда Ивана за самоуправство, но ввиду отсутствия времени на демонтаж бронестекла так с ним и полетел.

И теперь, глядя на белую паутину трещин, опутавшую место попадания снаряда, с легкостью размозжившего бы мою голову, не окажись на его пути спасительной преграды, я с благодарностью вспомнил Пичугина, незаслуженно обиженного мною. Понятно, что после этого случая бронестекло никогда больше не снималось со своего законного места…

…Пересекаю береговую линию между Либавой и Виндавой. Солнце в глаза светит, на небе ни облачка. Здесь также пришлось поволноваться, ведь в Либаве находились истребители противника. Но они, видимо, не ожидав от одинокого самолета такой наглости, вовремя среагировать на наше появление вблизи своей базы так и не успели.

Топаю на восток, как всегда, на малой высоте, рассчитывая выйти немного южнее Риги. Хорошо бы местность с картой сличить, чтобы наверняка лететь. Каждая минута промедления уменьшает и без того небольшие шансы Бабанова остаться живым. Левая рука шарит за голенищем сапога, куда я обычно перед полетом совал свою карту, и… не находит ее на привычном месте. В принципе, у летчика нет времени пользоваться ею в полете, да и необходимости тоже – этим штурман занимается. А тут как раз понадобилась… и на тебе – дома оставил!

– Ваня, – кричу радисту, – у тебя карта есть?

– Есть, командир!

– Давай, смотри, где мы сейчас!

– Никак не могу разобраться, – отвечает он после некоторой паузы.

– Я же тебе не раз показывал, как ориентироваться…

– Забыл я, командир, прости…

А передать мне карту Иван не имеет никакой возможности, ведь нас разделяет трехметровый бомбоотсек, в котором установлен топливный бак емкостью шестьсот галлонов. В общем, что есть карта, что нет ее – один черт. Придется выкручиваться самому.

Продолжаю идти на восток, внимательно ощупывая глазами землю, пытаясь найти хоть какой-либо ориентир. Ух ты – а вот и фрицы у кухни своей расселись, завтракают. Значит, до линии фронта уже совсем недалеко. Еще ближе прижимаюсь к земле, опасаясь встречи с вражескими зенитками.

Впереди овраг, ныряю в него, и вдруг… прямо из-под плоскостей выпорхнула целая стая крупных птиц, испуганных грохотом моих моторов, как мне тогда показалось, несколько десятков, не меньше. На мгновение они закрыли собою солнце… Я даже испугаться толком не успел, как ухнулся в эту стаю… Сразу же перья по кабине закружились, кровавые брызги на уцелевших боковых стеклах… Но моторы, слава богу, работают без перебоев.

Спереди-слева показались окраины Риги, поворачиваю на юг и немного погодя наблюдаю внизу наших солдат. Сразу легче на душе стало, спокойнее. Летим дальше. Что за чертовщина!!! Опять немцы, и вновь немного за ними наши расположились. Такой вот слоеный пирог получается иногда при наступлении.

Плохо то, что никаких ориентиров так и не попадается, внизу – одно сплошное болото. Ладно, думаю, полечу на юг, а там что-нибудь да найдется. И точно, впереди показалась сверкающая лента железной дороги. Наверное, никогда в жизни, ни до, ни после этого случая, я так сильно не радовался ей. «Железка» эта, словно спасительная путеводная нить, привела меня прямо к уже знакомому вильнюсскому аэродрому. И немудрено – он как раз рядом с ней и находился.