Наш человек в Киеве

— Моя жизнь покатилась по наклонной с того момента, когда я в начальной школе не отступил на четыре клеточки вниз от домашнего задания. Стоит только отступить от правил — и все, мир рушится. Понятно вам это? Всегда отступайте на четыре клеточки вниз от домашнего задания! Не повторяйте моей ошибки!

Усатый оператор молча отвалил в сторону, даже не поблагодарив. Я выдохнул.

Эта акция в итоге оказалась точной копией того, что я снимал уже в Киеве много раз, за исключением конфликтов с националистами. Их в этот раз не было, поэтому, как я понял, не было и спортсменов- охранников в качестве силовой поддержки.

— Дай телефон, у нас часто акции сейчас проходят, буду тебя брать, ты реально представительный чувак, — сказал мне Олег по окончании мероприятия, вручая заработанные мною двести гривен.

— Да я уезжаю завтра, — соврал я, просто не понимая, как я могу дать свой личный телефон такому мутному типу. — Но в любом случае огромное тебе спасибо, очень выручил.

— Ладно, бывай, — снова легко согласился он и пошел с пачкой денег к остальным, нетерпеливо переминающимся неподалеку громадянам.

А я отправился в хостел, а потом, уже с камерой в пакетике, поторопился к стадиону «Динамо» — там, судя по огромному количеству анонсов в местной прессе, ожидалось представление поинтересней. Нацики собирались задать жару полиции и прочим силовикам, устроив натуральный факельный марш, как фашисты в свое время делали в Берлине.

На обед я, увы, не успевал в любом случае, хотя мой желудок от голода уже даже не урчал, а жалобно скулил.

Акция нациков из добровольческого батальона «Азов» оказалась оформленной на отлично, чувствовалась рука истинно арийского всеевропейского режиссера. Например, у «Азова» работали свои операторы. Это были исключительно белокурые бестии, все, как на подбор, рослые блондинки моложе тридцати лет, звонкими голосами раздающие команды объектам съемки. Где-нибудь в Европе подобное шоу устроить сейчас невозможно, насмерть заклюют левые или те же мигранты, но вот же вам, смотрите, Украина — страна возможностей.

То ли я пришел раньше, то ли националисты кого-то дожидались, но собирались они долго, не менее часа. На акцию явилась вся местная пресса, соизволила явиться и Дина. Я видел, как в толпе мелькала ее сине-белая курточка, но подходить не стал, не хотелось выглядеть назойливым.

Что характерно, полиции или национальных гвардейцев на месте не было вообще — молодчики могли бы при желании забить на месте меня или кого угодно, и им никто бы не помешал. Они и сами это чувствовали, с надменным превосходством глядя на случайных прохожих или местных журналистов. Впрочем, перед иностранными камерами юные неонацисты все же заискивали — я слышал, как Дина гаркнула на одного из сотников, чтобы он заставил своих людей полностью развернуть плакаты к ее оператору, и тот беспрекословно послушался.

Весь этот час ожидания я неспешно бродил среди готовых к построению молодых людей, вглядывался в их лица, вслушивался в разговоры, снимал короткие планы, но не решался поговорить ни с одним из них. Я просто не понимал, о чем их можно спрашивать. Не станешь же спрашивать у крокодилов — , почему, дескать, вы нападаете на людей. Кроме того, крокодилы могут в процессе разговора запросто напасть и на тебя.

Но директор был настойчив в своих требованиях сделать полноценное интервью с каким-нибудь отъявленным неонацистом, и я честно пытался найти подходящую жертву.

В итоге я вспомнил об известном способе получения комментариев — когда чужая камера начинала работать с каким-нибудь интересным персонажем, я скромно подключался сбоку. Это, конечно, вызывало ненависть съемочной группы, но в ходе работы они уже не могли на меня ругаться, не испортив интервью, а когда я видел, что интервью заканчивается, отходил в сторонку сам. Единственный минус такого способа добычи комментариев — вопросы задают другие люди, ты только слушаешь ответы. Но это было, кстати, и надежнее — обычно мои вопросы ставят респондентов в тупик или вызывают агрессию.

Таким нехитрым способом мне удалось записать комментарий лидера этих националистических гопников, Андрея Билецкого. С виду приличный молодой человек, он потряс меня тем, что говорил на хорошем русском языке, демонстрировал богатый словарный запас, делал правильные ударения и очень грамотно строил фразы. Как эту образованность и интеллигентность можно было сочетать с пещерным национализмом, я не понимал. Кстати, именно тонтон-макуты Билецкого регулярно избивали коммуниста Андрея, а также ветеранов Второй мировой войны, глубоко пожилых мужчин и женщин, воевавших в сороковые годы прошлого столетия с немецкими фашистами.

Билецкий горячо говорил собравшимся журналистам о своем соратнике, каком-то не известном мне доселе Станиславе Краснове с позывным «Гонта», которого внезапно задержало коварное СБУ за незаконное хранение оружия.