Наш человек в Киеве

— Большие конторы?

— В одной больше ста человек, в другой примерно пятьдесят.

— Гримасы капитализма, — сказал я осторожно.

— Какие гримасы капитализма?! Сраные нацики творят что хотят, а не гримасы капитализма, — неожиданно завелась Олеся.

На нас стали смотреть с других столиков. Впрочем, столик с юными неонацистами был довольно далеко от нас.

— Извините, — уже гораздо тише сказала мне Олеся, принимаясь за десерт.

— Да я все понимаю, — кивнул я с сочувственной гримасой.

— А чем вы тут занимаетесь, Игорь? Я прям извелась вся потом от любопытства, забыла вас спросить. Что может понадобиться интересному мужчине из Петербурга в такой дыре, как Киев?

— Ну уж дыре, — вступился я за древнюю столицу. — Красивый город. Собор красивый, шпили тут у вас опять же интересные.

— Был красивый, — жестко отозвалась Олеся. — А сейчас Киев — дыра с селюками. Ну, так отвечайте же, что вы тут у нас забыли? Или вы кремлевский агент и прибыли сюда с заданием разрушить изнутри нашу бедную родину?

— Я корпоративный юрист, прибыл сюда решить несколько конфиденциальных вопросов для своего клиента, — ответил я ей осторожно.

— Клиент, небось, пытается лихорадочно вывести активы с Украины, а ничего не получается? — с каким- то грустным понимающим злорадством прокомментировала она.

— Вроде того, — согласился я.

— Думаю, вы в ситуации лучше меня разбираетесь, но все же дам совет: без взятки такие вопросы у нас не решаются.

— Взятку дали, но еще при Януковиче, — на ходу придумал я коллизию.

— А, ну это же классика. Классическая разводка — все, что было при Яныке, не считается. Так что готовьте снова денежки, — весело призвала она меня, покончив со своим десертом.

— Мой клиент не готов еще к такому повороту, — развел руками я.

— Жадный, гад, да? Обычное дело с клиентами.

Мы посидели с минуту молча. Я думал, как деликатно встать и уйти, но она вдруг сказала:

— Я вас два раза по телевизору видела за эти дни. Вы с камерой по Крещатику и по Майдану бегали. Это вы подрабатываете так, да, потому что клиент жадный?

Я замычал что-то в ответ, но она опять расхохоталась и встала:

— Ладно, не буду вам мешать. Кстати, что вы делаете сегодня вечером? Может, сходим куда-нибудь, поужинаем, и все такое?

Я молча смотрел на нее, огорошенный как неожиданным разоблачением, так и неожиданным приглашением.

— Ну, можно и поужинать, — выдавил, наконец, из себя я, лихорадочно подсчитывая в уме, сколько у меня осталось гривен.

— «Можно и поужинать», — передразнила меня она. — Фу таким быть, — Олеся обиженно вздернула носик и пошла к выходу.

— Передайте Путину привет, когда вернетесь в Кремль за орденом! Но пасаран! — крикнула мне эта зараза на всю столовую перед тем, как выйти.

Теперь все посетители, включая троих штурмовиков, смотрели на меня.

Я подождал с минуту, потом встал и неторопливо, в абсолютной звенящей тишине, вышел из кафе, не забыв прихватить со стола свою камеру в пакетике.

В анонсах самым очевидным вариантом была протестная акция грузовых перевозчиков, намеченная на два часа дня возле здания министерства инфраструктуры. Министерство размещалось в небоскребе на проспекте Победы, и туда я, по понятным причинам, отправился пешком.

Шел я почти час, и пока шел, больше всего опасался, что акция окажется пикетом на пять человек или, того хуже, каким-нибудь унылым перформансом с нанятыми в театральном колледже актерами. В последнее время в Киеве перформансы со студентами стали самым недорогим и потому распространенным способом засветиться в СМИ — как для начинающих политиков, так и для коммерсантов.

Но нет, на месте событий все выглядело убедительно. К зданию министерства вышли несколько сотен рассерженных мужиков и говорили они на удивление прямо то, что, похоже, и думали: что нацики своей дурацкой блокадой убивают транспортную отрасль Украины, и это провоцирует рост цен на всё, что полиция, наконец, должна вмешаться, потому что это беззаконие и анархия.

Правда, говорили рассерженные мужики это все, в основном, без камер. А стоило навести на них камеру мне или моим коллегам из украинских телеканалов, как начинались осторожные разговоры о том, что Россия не должна была отвечать на провокации нациков, что нациков можно понять, что Россия — агрессор, и нечего ее грузовикам топтать грязными колесами святую украинскую землю.

Впрочем, я уже не удивлялся шизофрении украинских граждан, готовых говорить что угодно в зависимости от ситуации вокруг себя лично.