Наш добрый друг

А тем временем Джулька лежала в углу, прижавшись к стенке траншеи, как пришибленная, и слегка дрожала. Этот грозный грохот взрывов, вой снарядов, скрежет гусениц, как бы подавил ее и по ее шерсти волнами проплывал страх. К постоянной стрельбе, к вою снарядов и мин она у нас кое-как привыкла. Только вот сильно на нее подействовали сирены пикирующих бомбардировщиков. Ей все чудился, видно, этот истошный рев, и она никак не могла прийти в себя, хоть понимала, что мы отогнали врага.

Глядя на нашего смертельно испуганного друга, мы Джульку, как никогда, жалели и подумывали, что напрасно перед боем не отправили ее подальше, хотя бы во второй эшелон, хотя и там, как видно, было не легче. Отогнанные от наших позиций вражеские бомбардировщики с не меньшей яростью обрушились на наши тылы, стремясь всеми силами отрезать их от нас.

Мы кое-как пытались успокоить Джульку, а Шика Маргулис взял ее на руки, показал на горящие танки, на мертвых немецких автоматчиков, покрывших балку впереди траншеи своими телами, – мол, убедись, милая, как мы с этими негодяями расправились, тебе, мол, теперь нечего их бояться. И если они снова сунутся на нас, их ждет такая же, расправа.

Эта картина Джульке, кажется, понравилась. Она пристально всматривалась в ту сторону. Ее взор привлекли разбросанные трупы немецких солдат, но она не представляла себе, что они уже мертвы и ничуть не страшны нам, она попыталась рвануться к ним для расправы, вдруг осмелев. Но₍ Шика Маргулис прижал ее к себе и погрозил пальцем:

– Ты что, Джулька?

А Васо Доладзе, потрепав ее по взъерошенной шерсти, добавил:

– Тебе уж там нечего делать. Это наши ребята постарались, чтобы отучить фрицев лезть в наш огород. Не бойся. Держись молодцом! Тебе было очень страшно, когда шли танки, я это заметил, когда ты забилась в уголок и вся сжалась, но и нам, скажу тебе, было невесело… Страшнобыло. Очень страшно. Да видишь, мы не дрогнули. Гады не прошли… И не пройдут!

Неторопливой походкой подошел сюда наш Профессор – Саша Филькин. Он был измазан землей, кажется, пуще всех и казался смешнее всех в эту минуту. Он уставился внимательным взором на Джульку и сказал:

– Ничего, родная, ничего, мои дорогие, мои славные синьоры, не смейтесь над Джулькой. Когда мы увидели неподалеку от нашей крепости стальные чудовища, мы тоже испугались. К этому привыкнуть нельзя… Нервы…

Профессор не успел договорить, как снова послышался грохот машин. Из-за бугра выползли новые танки, а за ними бежали автоматчики. Правда, они двигались уже не так уверенно, как первые, прижимались к броне, с ужасом оглядывались; видно было, что страх прочно овладел ими и чувствовали они себя скорее всего обреченными, смертниками.

– А ну-ка, философы, по местам! – воскликнул Самохин. – Митинговать будете потом. Приготовиться к бою! Подпустить поближе и отсечь автоматчиков от танков. Дружнее, хлопцы!

Из тыла ударила дивизионная и полковая артиллерия. Снаряды рвались между машинами, и вражеский строй тут же был нарушен. Танки стали маневрировать, стараясь выйти из огня. Замешательство началось в рядах автоматчиков, многие попадали на землю, отстав от своих машин, другие пятились назад, и по ним хлестнули длинные очереди пулеметов.

Через несколько минут нам показалось, что и вторая атака вот-вот захлебнется. Но это только чудилось. Две машины стремительно приближались к нашей траншее, и под их защитой бежал с десяток автоматчиков. Мы уже отчетливо видели их раскрасневшиеся, перекошенные от ярости физиономии. Они на ходу стреляли, а когда приблизились к нам вплотную, выхватили из голенищ сапог кинжалы, готовясь к последнему прыжку, намереваясь вскочить в нашу траншею и уже здесь расправиться с нами. Но тут мы открыли огонь по бегущим солдатам, и через минуту они были прижаты к земле, кто на время, а кто навсегда.

Ашот Сарян выбрался из траншеи, вытянулся под бруствером и, отложив в сторону автомат, швырнул гранату под гусеницы приблизившегося танка. Грохнул сильный взрыв. Но машина, объятая дымом, продолжала двигаться. Страх овладел на какое-то мгновенье смельчаком. Он как бы прирос к месту, не зная, что делать дальше, но, увидя рядом связку гранат, схватил ее. Когда вражеский танк был уже совсем рядом, парень, собравшись с последними силами, оглушенный взрывом, насквозь промокший от пота, швырнул ее под танк. Но в это мгновенье почувствовал страшную боль во всем теле. В глазах потемнело, сознание оставляло его, но он успел заметить, как грозная машина остановилась, легла на бок и пламя начало лизать тяжелое стальное тело.

Обливаясь кровью, Ашот Сарян скатился в траншею. Кто-то из нас успел подхватить его и крикнуть:

– Санитара! Ашот ранен! Санитара!