Наш эксперимент

– Значит, ты можешь последовать за ней, если её любишь, – сделал я предположение. – Признайся, тебе нравится их жизнь?

– Не знаю, – ответил он уклончиво, – даосы странствуют в едином эфире неба и земли. Дао не может им повредить, человеческое не наносит урона, бедствие не затронет башню их разума. Они не строят планов – и им не нужны знания. Они не торгуют – и им не нужен товар. Вместо всего этого мудреца природа кормит естественной пищей. Поскольку пищу он получает от природы, зачем ему людское?

– И чем же питаются даосы? – спросил я его.

– Они вдыхают ветер и пьют росу, а зерном не питаются.

– Скажи, – спросил я, взяв его за рукав курточки, – а чем питаешься ты?

– Последнее время я стараюсь ничего не есть, – ответил он.

– А твои родители чем-то питаются? – спросил я его, холодея внутри.

– Нет, – ответил он, – с тех пор, как они появились, у них не было во рту маковой росинки.

– Как же они живут?! – воскликнул я. – Что поддерживает их жизнь?

– Их жизнь поддерживает внутренняя энергия.

Я вспомнил, что и моя собака ничего не ест, а остаётся всегда одинаково спокойной и весёлой.

В этот вечер я расстался с ним с тяжёлым сердцем, серьёзно опасаясь за его судьбу. На следующий день в школе во время перемены я отозвал Катю в сторону и сказал:

– Ты знаешь, с Егором творится что-то неладное. Я очень опасаюсь за его здоровье.

– А что такое? – спросила она, встревожено.

– Он общается с бессмертной девой Хэ и, кажется, влюблён в неё ни на шутку.

Я внимательно следил за Катиной реакцией. Но она не проявила никаких эмоций, лишь спокойно спросила:

– И что из этого?

Потом, немного подумав, добавила:

– Так вот откуда он всё это знает. А я-то думала…

– Что ты думала? – спросил я её.

– Ничего, так, – ответила она, махнув рукой.

– Он очень изменился, – сказал я озабоченно, – ничего не ест, так же, как и его родители.

– Мой маленький брат тоже ничего не есть, – заметила Катя, – вначале мы очень беспокоились, но сейчас к этому привыкли. Весь день он играет, не сидит на месте. Но ночью спит, ни разу не проснётся. Ложится с заходом солнца, а встаёт с первыми утренними лучами солнца. Но я слышала, что так делают сейчас многие, особенно те, кто вернулся с кладбища.

– Меня очень тревожит то, что Егор живёт со своими родителями, вернувшимися с того света, – опять сказал я.

– А что ты переживаешь, – сказала Катя, – половина нашего города сейчас живёт с родственниками, которые вернулись с кладбища. Все уже к этому привыкли. Никто ничему не удивляется. И никто об этом не беспокоится.

– Но если Егор совсем перестанет питаться, то он может умереть.

Катя улыбнулась и сказала:

– Что-то я не слышала, чтобы в нашем городе кто-то умер за последнее время. Мне, почему-то, кажется, что уже никто не умрёт.

– Ты думаешь, что все обрели бессмертие? – спросил я.

– Похоже на это, – ответила она.

Так мы с ней и не договорились ни до чего, а после уроков вместе пошли на тренировку.

Я внимательно присмотрелся к Егору, стараясь уловить в его чертах признаки утомления или истощения, но ни того, ни другого не было видно. Он, как всегда, казался свежим и бодрым. Возможно, подумал я, что он живёт за счёт энергии торсионных полей нашего агрегата, установленного на крыше над его квартирой.

Перед тренировкой Егор опять прочитал нам небольшую лекцию о даосизме. Он учил нас науки жизни «по сиянию правды», которое заключалось в том, чтобы презирать блеск лукавых речей, не держаться за самодельную истину, но оставлять всё на своём месте. Многое из того, что он нам объяснял, мы не понимали. Но он и не стремился нам это объяснить, говоря, что до всего мы дойдём своим сердцем. Знания даосов он сравнивал с Небесной сокровищницей, спрашивая нас:

– Кто знает бессловесное рассуждение, несказанный путь?

И мы молчали и смотрели на него, как бараны на новые ворота. А он тем временем продолжал:

– Это, если кто-нибудь способен его знать, называется Небесной Сокровищницей. Добавляй в неё – и она не наполнится, черпай из неё – и она не оскудеет, и неведомо, откуда она возникает. Назовём сие потайным светом.

Он сказал нам, что цитирует некоторые изречения Чжуанцзы, но нам было всё равно, кого он цитирует, лишь бы это способствовало нашему успеху. Во время небольшого перерыва я сделан несколько снимков команды своей цифровой камерой.

В этот день то ли от усталости, то ли от его речей, которые стали нам уже порядком надоедать, нам не очень давались передачи мяча. И он прервал тренировку и снова усадил нас всех на пол. Он спросил нас, хотим ли мы выиграть предстоящий матч. Мы сказали, что хотим. Тогда он посадил нас в круг и сказал, чтобы мы очень быстро передавали мяч друг другу. Когда началось ускорение передачи, мы опять потеряли мяч.

– Что вы делаете? – спросил он нас с раздражением.

Мы молчали.

– В игре происходит то же самое, что и в жизни, – заявил он. – Вы получаете мяч, вы его отдаёте. Всё очень просто: приход и уход. Это и есть идея слитности, общая идея превращения вещей.

Мы слушали его слова.