Наш испорченный герой. Встреча с братом

Но что бы я там ни чувствовал, выборы в тот день прошли как по маслу, и мы так продвинулись, что главы секций, на которые был поделён класс, были избраны исключительно учениками, входившими в эти секции. Все порядки в классе переменились. Теперь всё решалось дискуссией и голосованием, так что мои сеульские воспоминания бледнели перед этим. В результате в классе исчезло всякое принуждение — если, конечно, не считать принуждения со стороны учителя и школы.

Революция 19 апреля свершилась, Сок Дэ был изгнан, но я всё-таки не сказал бы, что эта революция сильно изменила всех нас. Всякая революция имеет внешние и внутренние последствия. Внешне — после неё обычно случаются войны, внутренне — приходит усталость. И мы тоже в течение нескольких месяцев после событий расплачивались за нашу революцию, нам мешали внутренние и внешние неурядицы, мы не сразу оказались способны достичь поставленных целей.

Главной причиной всех внутренних неурядиц было наше испорченное сознание. Одна группа, вдохновлённая учителем и воодушевлённая достигнутой победой, ушла далеко вперёд, в то время как другие ребята, ещё не сумевшие избавиться от памяти о временах Сок Дэ, остались далеко позади и продвигались вперед еле-еле. И среди тех, кто вошёл в ученический совет, были такие же. Говоря по-взрослому, приверженцы демократии кружились на месте вместе со сбитым с толку большинством. Другие, кто был не способен сразу забыть порядки Сок Дэ, потихоньку мечтали о новых диктаторах. К тому же у нас появился специальный ящик «для предложений», который стали использовать для доносов, так что в конце концов это привело к скандалу: был смещён один из членов ученического совета.

Что касается внешних, «военных» препятствий, то за пределами школы нас ждала месть Сок Дэ, наглая и жестокая. Примерно в течение месяца после ухода Сок Дэ мы каждый день недосчитывались кого-нибудь в классе. Сок Дэ подкарауливал ребят в каком-нибудь месте, и тот, кто шёл в школу мимо этого места, до школы не доходил. Он обычно затаскивал ребят в укромное место и там полдня издевался над ними, мстя за предательство. А если не решался зайти так далеко, то резал их портфели ножом и выкидывал всё содержимое, в том числе учебники и коробки с завтраком, в сточную канаву. Месть эта длилась долго, так что кое-кто уже начал сожалеть, что мы скинули Сок Дэ.

Но с течением времени мы сумели решить все проблемы — и внешние, и внутренние. Первое, с чем надо было справиться, был, конечно, сам Сок Дэ. Тут надо сказать ещё раз доброе слово о нашем учителе с его нестандартными методами решения проблем. Дело в том, что он почему-то обращался с теми ребятами, которые из-за Сок Дэ не могли прийти в школу, как с прогульщиками, хотя, понятно, они были не виноваты. Он кричал им:

— Это, значит, вас четверых задержал один парень? И на целый день? Идиоты!

Или так:

— У вас руки были связаны, да?! Клоуны!

И он бил их беспощадно, его как будто подменили. Мы ничего не понимали, но метод скоро дал результат. Пятеро самых сильных ребят, живших недалеко от рынка, схлестнулись с Сок Дэ. Бывший староста в тот день был свиреп, как никогда, но они кидались на него так, как будто от исхода драки зависела их жизнь. И в конце концов Сок Дэ был вынужден унести ноги — с пятерыми он не справился. Учитель вызвал этих пятерых, построил у доски и наградил каждого, к зависти остальных, книгой президента Кеннеди «Очерки о мужестве», очень популярной в то время. На следующий день то же было с ребятами из района Мичанг. Ну а после этого Сок Дэ уже не появлялся.

Отношение учителя к нашим внутренним неурядицам было совсем другим. Если в классе поднимался гвалт из-за расходящихся мнений или какого-нибудь недопонимания, то он этого как будто не замечал. И если заседания совета затягивались на три-четыре часа вечером в субботу, или если старосту и его помощника меняли каждый месяц из-за какого-нибудь мелкого доноса в коробке «для предложений», то он ни слова не говорил — только спокойно наблюдал.

В результате всех этих неурядиц весь весенний семестр нам было не до учёбы. После летних каникул у нас оставалось только три-четыре месяца до переходного экзамена, и это прекратило свары: теперь ребята были заняты другим. Это была одна причина, а другая, более важная, состояла, как мне кажется, в том, что мы поняли необходимость держать себя в руках. После пяти или шести месяцев пререканий, придирок друг к другу, стычек и тому подобного дисциплина, наконец, установилась сама собой. Но должно было пройти гораздо больше времени, чтобы мы поняли, о чём действительно думал наш учитель, когда он просто наблюдал за нами всё это время.